М. Бейзер «Евреи в Петербурге»

Введение

«Провидением предуказано, чтобы евреи не жили в Санкт‑Петербурге, так как в летние месяцы ночи нет (белые ночи) и, следовательно, невозможно определять время утренней и вечерней молитв» (рабби Лев Эпштейн).

К началу нашего века еврейское население Петербурга насчитывало менее 20 тысяч человек — небольшой процент от 5,5 миллионов еврейских подданных Российской империи (сравните, например, с Одессой, где в то же время жили 150 тысяч евреев).

Образом жизни, манерами, речью петербургские евреи мало напоминали своих братьев, по сравнению с петербургскими только московские евреи были еще более ассимилированными. Но именно эти несколько тысяч наших столичных соплеменников составляли ядро самой образованной, культурной, влиятельной и богатой части русского еврейства. Они проложили тот путь, по которому — вольно или невольно, — шел весь народ. Их деятельность была заметна как на еврейской улице, так и среди русской общественности. Их личности, идеи, издававшиеся ими книги, газеты и журналы имели огромное влияние на молодежь (особенно в конце XIX – начале XX столетия). Эти люди в большой степени определили облик не только русского, но и мирового еврейства, в котором выходцы из России занимали и занимают далеко не последнее место.

Так какими же были петербургские евреи? Чем дышали? Какие проблемы их занимали? За что они боролись? Кого любили, а кого ненавидели? Где они жили и работали? Мы приглашаем вас совершить прогулку по еврейскому Петербургу.

Подготовить ее оказалось гораздо сложнее, чем любую другую экскурсию по знаменитому своими достопримечательностями городу. Ведь даже коренной житель с трудом может показать что-то «еврейское» в родном Санкт‑Петербурге, кроме синагоги и Преображенского кладбища (некоторые, правда, припоминают, что до 1948 года на Невском проспекте была еврейская столовая).

А еще каких-то лет семьдесят-восемьдесят назад картина была совершенно иной. Петербургский еврей мог, если хотел, получить хорошее еврейское образование, выписать еврейские газеты и журналы на разных языках, присоединиться к любой из множества национальных партий, общественных организаций, посетить еврейский клуб, музей, еврейскую библиотеку. Но с каждым годом все труднее становилось отыскать следы даже нашего недавнего прошлого. Уходили люди, исчезали книги.

Каждый человек помнит то, что дорого его сердцу. Например, хасиды, представляя себе карту мира, считают Любавичи и Меджибож куда более значительными центрами, чем, скажем, Лондон или Париж. Так же и мы, проходя по Санкт‑Петербургу, будем останавливаться в основном у доходных домов, а не около известных дворцов и музеев, ведь для нас важна не столько архитектура, сколько история – еврейская история города.

Коломна

Начнем наше путешествие с  дома №6 в Прачечном переулке. Сейчас здесь находится типография, а в начале двадцатого века в этом четырехэтажном здании располагалось издательство «Брокгауз и Ефрон». Илья Абрамович Ефрон, сын коммерсанта и ученого‑талмудиста, родился в Вильно в 1847 году. По материнской линии он был правнуком Виленского гаона Элиягу, в честь которого мальчика и назвали. Получив хорошее еврейское образование под руководством отца, Илья сдал экзамены за курс гимназии и слушал лекции в Варшавской главной школе. В 1880 году он открыл в Петербурге издательство и типографию, а в 1890 году вместе со знаменитым Лейпцигским издательством «Брокгауз» основал фирму «Брокгауз и Ефрон».

В 1890–1907 годах оно выпустило самый большой в России энциклопедический словарь, состоящий из 86 полутомов. Но среди евреев Ефрон прославился тем, что в 1908–1913 годах вместе с Обществом для научных еврейских изданий подготовил 16-томную Еврейскую энциклопедию на русском языке. Этот свод знаний о прошлом и настоящем еврейского народа включал в себя все, что имеет отношение к еврейству, начиная от ТаНаХа и Талмуда и заканчивая сведениями об участии евреев в революции. Энциклопедия вышла под редакцией Л. И. Каценельсона, Д. Г. Гинцбурга и А. Я. Гаркави. До сегодняшнего дня читателю, владеющему только русским языком, не найти второго такого всеобъемлющего  еврейского справочника.

Сам факт издания Еврейской энциклопедии указывал на глубокие изменения, произошедшие в русском еврействе за предыдущее столетие. Действительно, в конце XVIII–начале XIX века евреи России жили тесной общиной, их мир был замкнутым, но гармоничным. В Торе и Талмуде они находили ответы на все вопросы. Все знали идиш (а нередко и иврит), но почти никто не знал русского. Теперь же четко обозначился отрыв еврейской интеллигенции от своего народа: забвение языка и культуры, быстрая ассимиляция, иногда и смена вероисповедания. А после погромов, революции и связанным с ними массовым бегством евреев на Запад появилась реальная угроза утраты культурных и исторических ценностей русского еврейства.

Пока мы идем к Театральной площади, где расположены другие интересующие нас здания, вспомним, когда вообще евреи появились в Петербурге. Документы говорят, что одновременно с основанием столицы. Сначала только выкресты: марран Ян д’Акоста — любимый шут Петра I, Абрам Энс — штаб-лекарь лейб-гвардии Семеновского полка, первый генерал-полицмейстер Петербурга Девьер — сын португальского еврея, вывезенный Петром из Голландии и крещенный в России. И, наконец, вице-канцлер Петр Шафиров, родители которого были крещеными евреями, что, конечно, шокировало придворных.

Затем появились «настоящие» евреи, сначала только единицы, так как в то время проживать евреям в России было запрещено. Но, как это часто бывает, когда возникает необходимость, находятся и способы обойти закон. Например, Зундель Гирш поставлял серебро на Монетный двор Екатерины I. По указу 1727 года его должны были выселить, но в таком случае казна понесла бы убытки. И по решению Тайного совета его оставили в Санкт-Петербурге, «пока по контракту остальное серебро из-за моря не доставит».

Примерно в то же время другой еврей, Леви Липман, выходец из Курляндии, исполнял при дворе обязанности «обер-гофкомиссара» и «коммерческого агента».

Екатерина II, считаясь с общественным мнением, официально запрещала, но, учитывая государственные интересы, тайно поощряла пребывание отдельных евреев в Петербурге. При ней, кстати, в результате всех разделов Польши (1772, 1792 и 1795 годов) Россия стала местом пребывания самой большой еврейской общины в мире.

В 1773 году Екатерина II, отвечая Дидро на его вопросы о евреях, писала: «Вся Белоруссия кишит ими, трое или четверо находятся уже давно в Петербурге. У меня был духовник, у которого они квартировали. Их терпят вопреки закону, делают вид, будто не знают, что они в столице». В 1791 и 1794 годах были изданы указы, положившие начало печально известной черте оседлости. Однако русское правительство не раз пользовалось услугами евреев. Например, во время войны против Наполеона, они доставляли секретные сведения о расположении неприятельских войск. Так, житель Белостока, Гирш Альперн, был в сентябре 1811 года специально вызван в Петербург для награждения пятьюдесятью червонцами и перстнем стоимостью четыреста рублей за помощь русской армейской разведке. Его принимал сам военный министр Барклай де-Толли.

Несмотря на запреты, уже в 1826 году в столице проживали 159 еврейских семей (всего 248 человек), в основном коммерсанты и ремесленники. Еврейское население Петербурга значительно увеличилось в пятидесятые-шестидесятые годы после реформ Александра II, когда вне «черты» было разрешено селиться купцам первой гильдии, лицам с высшим образованием, ремесленникам и отставным нижним чинам. И все же евреи составляли не более одного процента населения столицы.

В 1868 году по официальным данным в Спасской части проживали 635 человек, в Московской 423, в Казанской — 324. Всего в Петербурге насчитывалось 2612 евреев.

В действительности их было на треть больше, потому что некоторые въехали нелегально, что подтверждается более точными сведениями 1869 года: 6654 человека.

Год

Мужчины

Женщины

Всего

Процент к населению

1826

–

–

248

 

1869

3751

2903

6654

1,00%

1881

8839

7987

16826

1,95%

1890

8079

7252

15331

1,61%

1897

8942

8002

16944

1,34%

1900

10714

9671

20385

1,41%

1910

17766

17229

34995

1,84%

1917

–

–

50000

–

1920

11700

13753

25453

3,52%

1923

25739

26635

52373

4,89%

1926

–

–

84480

–

Стоит иметь в виду, что данные до семнадцатого года не учитывают крещеных и нелегально проживавших в столице евреев. В послереволюционных переписях национальность называл сам опрашиваемый, следовательно, в них в качестве евреев не фигурируют люди, себя таковыми не считавшие.

Евреи в Петербурге отличались высоким уровнем грамотности по сравнению с нееврейским населением: в 1868 году 72 % евреев и 47 % евреек столицы были грамотны (среди православных, соответственно 54 % и 41 %). Это были в основном ремесленники, коммерсанты, а также формировавшаяся светская интеллигенция: врачи, адвокаты, журналисты. В 1881 году из 800 тысяч петербуржцев евреев было уже 17 тысяч. Из них две тысячи человек считали родным языком русский, 500 — немецкий, 90 — польский, 50 — татарский, 37 — турецкий и 14 тысяч — идиш. В 1910 году только 55 % евреев Петербурга назвали еврейский язык родным. Этим они сильно отличались от своих соплеменников в западных губерниях, где почти все говорили на идише.

В конце XIX–начале XX века центр еврейской жизни в Петербурге переместился в Коломну (территория за Крюковым каналом), где и расположено большинство интересующих нас достопримечательностей.

* * *

На Театральной площади (бывшая площадь Большого театра) находится важный в историческом отношении дом №2, в котором размещалась редакция и типолитография популярнейшего русско-еврейского ежемесячного журнала «Восход». Его издатель, Адольф Ландау, остался в истории под еврейский именем Сытин. Журнал был основан в 1881 году и выходил как бесцензурный ежемесячный учебно-литературный и политический журнал до апреля 1906 года. Адольф Ландау издавал также альманах «Еврейская библиотека».

В ежемесячных книжках «Восхода» печаталось все лучшее из того, что могла дать еврейская мысль на русском языке. Здесь появились стихотворения С. Фруга, последние повести Л. Леванды и Г. Богрова, исследования по еврейской истории Польши и России А. Гаркави и С. Бершадского.

«Восход» интересно читать и сегодня, а для своего времени его публикации были уникальными. Достаточно сказать, что первый перевод «Иудейских древностей» Иосифа Флавия на русский язык, сделанный Г. Генкелем с греческого был напечатан в приложении к журналу «Восход» в 1896—1898 годах. С. М. Дубнов назвал журнал «Борцом за еврейское равноправие».

Напротив бывшей редакции «Восход» расположено здание Ленинградской консерватории, основанной в 1862 году Антоном Рубинштейном. Он же был директором консерватории в 1862–1867 и 1887–1891 годах. Каким образом еврей, пускай и гениальный музыкант и композитор, занял в России столь высокий пост? Дело в том, что родители Рубинштейна перешли в православие и крестили своих детей, Антона и Николая. Это помогло братьям оставить заметный след в истории русской музыки и культуры.

Крещение долгое время служило панацеей от бесправия для любого еврея. Однако до восьмидесятых годов в другую веру переходили (если не считать насильственно крещенных кантонистов) лишь единицы. К концу XIX века купить себе такой ценой гражданские права решалось все больше интеллигентов, индифферентных к религии. Но в то время и крещение не гарантировало еврею равных с православными возможностей. При Александре III известны первые случаи, когда выкрестов не назначали на ответственные государственные должности, мотивируя это их происхождением. Религиозный антисемитизм стал в России вытесняться антисемитизмом расовым. Даже в весьма благополучной истории с А. Рубинштейном мы видим, что сограждане композитора не лучшим образом отплатили ему за заслуги в развитии русской музыки. Основанная им консерватория не удостоилась носить его имя, и памятника Рубинштейну в Санкт-Петербурге вы не найдете.

Интересно, что великий музыкант, в отличие от других выкрестов, не разорвал связи со своим народом. Рубинштейна часто можно было видеть в доме барона Горация Гинцбурга, стипендиаты которого учились в консерватории.

Выдающийся скрипач Генрих Венявский был профессором консерватории по классу скрипки с 1862 по 1868 год. Еще более заметный след в истории консерватории оставил другой известный скрипач и педагог, Леопольд Ауэр, преподававший в консерватории почти полвека с 1868 по 1917 год. Школа Ауэра была очень известной, у него учились такие знаменитости, как Яша Хейфец, Ефрем Цимбалист, Виктор Вальтер, Михаил Вольф‑Израэль, Иосиф Ахрон, Борис Сибор (Лифшиц), Миша Эльман. Талантливые пианисты-евреи С. Савшинский, Н. Перельман, Хальфин преподавали здесь и в советское время. С Петербургской консерваторией связаны судьбы композиторов М.Гнесина, А.Веприка, много сочинявших на темы еврейского фольклора.

Малый зал консерватории не раз арендовала петербургская еврейская община. А в 1907 году бундовцы устроили здесь литературно-музыкальный вечер в честь посетившего Петербург известного еврейского писателя Леона (Ицхока Лейбуша) Перца. Концерт начался в девять часов вечера. Когда на сцену вышел Перец, одетый в безукоризненно сшитый черный сюртук, переполненный зал разразился долгими аплодисментами. Но оказалось, что польский диалект идиша, на котором писатель начал читать свой рассказ, не совсем понятен публике. Послышался шум. Кто-то крикнул: «Говорите по-еврейски!» Перец обиделся и покинул сцену. К счастью, его удалось уговорить выступить во втором отделении, на этот раз все слушали внимательно.

В мае 1917 года в здании консерватории проходил Седьмой всероссийский съезд сионистов.

* * * 

Другая достопримечательность на Театральной площади — здание бывшей еврейской гимназии,  находившееся в доме №18. Проблема получения светского образования была для евреев России чрезвычайно острой. Процентная норма существовала не только в высших учебных заведениях, но и в гимназиях. Среди еврейской молодежи распространилась традиция сдавать экзамены на аттестат зрелости экстерном. Этот путь был труден, но все же давал надежду получить аттестат, а следовательно, право на дальнейшее образование. Затем правительство ввело ограничения для экстернов, закрыв практически для еврейских юношей и девушек путь в вуз.

Некоторые родители побогаче стали отдавать детей в небольшие частные учебные заведения с менее строгими правилами в отношении приема евреев. Однако люди со средствами хотели, чтобы кроме общего образования их дети получали и еврейское воспитание. Эту задачу поставил перед собой учредитель и директор первой частной еврейской гимназии в Петербурге кандидат философских наук И. Г. Эйзенбет.

Гимназия открылась в 1906 году в Никольском переулке в доме №7, а затем переехала в старинное здание на Театральной площади. Эйзенбет сумел организовать преподавание на очень высоком уровне. Он пригласил лучших учителей, среди которых были З. А. Киссельгоф и А. Е. Марков. Согласно словам одного из бывших выпускников, русскую литературу преподавал специалист по Достоевскому А. С. Долинин, историю — будущий профессор ЛГУ С. Н. Валк, французский язык — дружившая с Метерлинком А. И. Пинскер, географию — путешественник М. М. Шницлер, иврит преподавал один из организаторов еврейского светского школьного образования М.М.Чернин.

Многие выпускники гимназии впоследствии стали известными людьми. 

* * *

Выйдем теперь с Театральной площади на канал Грибоедова. Здесь, в доме №3 по набережной канала жил издатель известной в 80–90-х годах либеральной газеты «Новости» Иосиф Нотович, здесь же находилась и редакция. Судьба Нотовича типична для определенной части еврейской интеллигенции. Он родился в 1849 году в семье керченского раввина, окончил юридический факультет Петербургского университета, получил степень доктора философии и стал журналистом. После революции 1905 года эмигрировал за границу.

Журналистика становилась популярным занятием среди образованных евреев, отошедших от религии. Действительно, на государственную службу поступить было нельзя, поэтому доступными оставались профессии врача, адвоката и журналиста.

Большая русская литература была еще не по плечу тем, чьи родители, как правило, вообще не знали русского языка. Однако в газетах и журналах евреи освоились очень быстро. Это был естественный путь для новой интеллигенции: от еврейско-русской литературы к русской журналистики, а затем и к русской литературе. И в следующем поколении появятся первые крупные поэты и писатели, выходцы из еврейской среды: Осип Мандельштам, Саша Черный, Исаак Бабель, Эдуард Багрицкий.

Кроме Нотовича, из газетных издателей следует упомянуть крупного банкира Максима Проппера и его сына Станислава, выпускавших газету деловых кругов «Биржевые ведомости». Люди эти, хотя и не перешли в православие, почти полностью ассимилировались и были весьма индифферентны к еврейской жизни. Это был естественно для евреев, избравших полем деятельности русскую журналистику и литературу. Ведь в известной мере язык диктует темы. Тот, кто не знает, не чувствует родную культуру народа, на языке которого пишет, никогда не добьется успеха. Промежуточное состояние не может быть устойчивым. Поэтому так мало высокохудожественных произведений о евреях и для евреев, написанных евреями на русском языке.

* * *

Подойдем теперь к дому №24 по Большой Подъяческой улице, в котором жил академик живописи Моисей Маймон.

Живопись и скульптура, как их понимают европейцы, у религиозных евреев существовать не могли. Поэтому в Академии художеств евреи-студенты появились позднее, чем в других учебных заведениях. Первым евреем, закончившим академию, был художник Бахман, а уже в начале XX-го века целый ряд еврейских мастеров составлял славу русского искусства: М. Антокольский, И. Гинцбург, И. Левитан, Л. Бакст, М. Шагал, Н. Альтман, Р. Фальк.

Хотя еврейская традиция запрещала занятие изобразительным искусством, многие евреи, разумеется, преступали эту заповедь. Очень интересен пример Маймона — художника, большая часть творчества которого посвящена еврейской тематике. Он родился в 1860 году в одном из бесчисленных местечек черты оседлости. В возрасте двадцати лет приехал в Петербург и поступил в Академию художеств. По его воспоминаниям, на курсе было всего семь-десять евреев. Поначалу их никто не преследовал, а некоторые либеральные преподаватели даже опекали. Но с началом царствования Александра III юношей стали травить как преподаватели, так и студенты.

* * *

За Театральной площадью и Крюковым каналом, в доме №11 по улице Союза Печатников  в начале 90-х годов XX-го века находились издательство и книжный склад «Восток». Эта фирма интересна тем, что ее деятельность была тесно связана с новым явлением в еврейской общественной жизни — палестинофильством, а затем и с сионизмом.

* * *

Еврейских журналов под названием «Рассвет» было в России всего три. Один издавался в Одессе в 1860 году, другой выходил в Петербурге с 1879, а третий  с 1 января 1907 года. Редакция последнего помещалась сначала в доме №17 по Торговой улице, а в 1913 году переехала на Торговую, 11.

«Рассвет» заменил несколько журналов, издававшихся одной и той же редакцией с 1904 года и последовательно закрывавшихся царской цензурой: «Еврейская жизнь», «Хроника еврейской жизни», «Еврейский народ». В редколлегию входили М. Рыбкин, И. Сорин, А. Идельсон и другие публицисты сионистского направления. Их взгляды и отражал еженедельник «Рассвет», который боролся с ассимиляцией, обсуждал практические вопросы колонизации Палестины, полемизировал с Бундом и другими несионистскими группами. Иногда там печатались и те, кто придерживался иных взглядов, например С. Дубнов. На страницах журнала появлялись и художественные произведения. Постоянными авторами «Рассвета» были Д. Пасманик и В. Жаботинский.

До появления журнала «Рассвета» на Торговой, 17 находилась редакция старейшей в России ивритской газеты «А‑мелиц» ( «Заступник»). Она издавалась с 1861 года знаменитым еврейским журналистом и общественным деятелем А. Цедербаумом. «А-мелиц» была близка к самобытной народной интеллигенции и впоследствии даже склонялась к палестинофильству. В ее создании принимал участие Л. Гордон, редактировавший газету с 1886 по 1889 год. В начале XX столетия редактором «А‑мелиц» стал Л. А. Рабинович, который сделал ее ежедневным изданием европейского типа.

Сам дом №17 принадлежал одному из сыновей барона Горация Гинцбурга — банкиру и промышленнику Александру Горациевичу.

* * * 

От бывшей редакции «Рассвета» пройдем немного обратно по Торговой улице и, свернув налево, остановимся у здания ленинградской хоральной синагоги на Лермонтовском проспекте дом №2.

Даже если несколько десятков тысяч евреев живут разбросанно в большом городе, они не могут существовать без целого ряда традиционных институтов: начальной школы (хедера), похоронного общества (хевра кадиша), бассейна для ритуальных омовений (миквы) и, конечно, синагоги.

Можно считать, что история еврейской общины Петербурга началась в 1802 году, когда в пинкасе (летописи общины) появилась первая запись. Она гласила, что на Волковском кладбище у лютеран куплен участок для захоронения евреев. Вскоре, однако, записи в пинкасе обрываются. Община приходит в упадок.

В период царствования Александра II в Петербурге появилось достаточно богатых и интеллигентных евреев, которые не захотели молиться с простым народом: отставными николаевскими солдатами и нижними чинами из расквартированных в столице воинских частей, у которых раввином был «рядовой из полицейской команды». Купцы открыли свою молельню у Львиного мостика и добились назначения раввином образованного человека. В 1868 году по инициативе Д. Фейнберга начались хлопоты о постройке хоральной синагоги, и через год «высочайшее разрешение» было получено.

Правление общины образовалось в апреле 1870 года. Через два года ее председателем был избран Е. Гинцбург, первым казенным раввином назначили доктора философии А. Неймана, которого впоследствии сменил выпускник Воложинской йешивы А. Драбкин, имевший также солидное светское образование и звание доктора философии. Духовным раввином в семидесятые годы был Ицхак Блазер, ученик раби Исраэля Салантера. Среди видных деятелей петербургской общины следует упомянуть поэта И. Гордона, ученых А. Гаркави, И. Маркона.

Хотя власти и разрешили строительство синагоги, непросто было найти для нее подходящее место. Во-первых, запрещали открывать синагогу вблизи церквей, а во-вторых, возражали окрестные домовладельцы, опасавшиеся, что скопление евреев отпугнет квартиросъемщиков-христиан. Наконец в 1879 году удалось найти соответствующее место для здания и получить одобрение начальства.

В обсуждении проекта синагоги горячее участие принял знаменитый критик В. Стасов. Он предложил создать здание в мавританском стиле, полагая, что доля евреев в культуре арабского возрождения очень велика и поэтому архитектура Альгамбры должна быть ближе всего к еврейским национальным эстетическим представлениям, К совету прислушались, и проект, разработанный профессором Петербургской академии художеств Шапошниковым, был выполнен в позднемавританском стиле. Будущее здание даже на бумаге выглядело таким роскошным, что правительство приказало переделать проект, опасаясь, что синагога будет конкурировать со стоящим неподалеку Никольским собором. Тем не менее, ленинградская синагога поражает своим величием.

Оформление интерьера выполнил Бахман — первый еврей, поступивший в академию. Ажурную решетку вокруг здания создал архитектор Я. Г. Гевирц, автор проекта молельни на Преображенском кладбище. Строительство, обошедшееся в 500 тысяч рублей золотом, затянулось до 1893 года. Большую часть этой суммы выплатил барон Гораций Гинцбург.

Члены общины, имевшие право избирать правление и ревизионную комиссию, должны были вносить ежегодно по 25 рублей. Однако их никогда не набиралось более 500 человек. Еще примерно тысяча евреев платили меньшие суммы. Объяснялось это часто не величиной взноса, а индифферентностью многих обеспеченных петербургских евреев к религии. Действительно, в 1881 году среди них только купцов первой гильдии насчитывалось 166 человек, имеющих ученую степень — 82 человека, высшее образование — 115 человек. Впрочем, для бедной части петербургского еврейства и 25 рублей были большими деньгами.

* * *

Соседний с синагогой угловой дом — улица Декабристов, 42 — тоже принадлежал общине. С 1893 по 1917 год здесь находилась общинная библиотека с прекрасным фондом иудаики. Там же размещались мужское и женское ремесленные училища Общества для распространения просвещения между евреями в России (ОПЕ). В январе 1902 года здесь получали навыки ремесла 221 мальчик и 208 девочек. Плата за обучение была установлена от 7 до 18 рублей в год, но с бедных родителей, которых было большинство, ничего не брали.

Мужское училище было девятиклассным, женское — восьмиклассным. Детям преподавали Танах, основы иудаизма (девочкам — сокращенный курс), иврит, русский язык, историю (еврейскую и русскую), арифметику, географию, природоведение, физику (только мальчикам), рисование и пение. Из ремесел мальчиков учили слесарному и столярному делу. Девочки получали профессии белошвейки и дамской портнихи. Их обучали также делать искусственные цветы.

Педагоги и воспитатели обоих училищ устраивали ребятам экскурсии за город, ходили с ними в музеи, на фабрики и заводы, читали им вслух, отмечали вместе с ними праздники. Некоторые дети пели в синагогальном хоре. Ребята имели возможность пользоваться богатой библиотекой училища. Летом ослабленных детей вывозили на дачу, где питание и медицинская помощь были бесплатными. Хорошо оборудованные мастерские давали возможность получить серьезную профессиональную подготовку. В подвале даже установили учебную паровую машину. Некоторые выпускники сами впоследствии становились преподавателями в столичных или провинциальных еврейских училищах.

В начале 1902 года мужским училищем заведовал А. М. Конштам, женским — П. П. Антокольская. Среди педагогов можно встретить имена известных в Петербурге деятелей культуры и просвещения: З. А. Киссельгофа, А. Е. Маркова, писателя М. С. Ривесмана, журналиста М. Д. Рывкина, А. И. Конгиссера, И. Я. Красного. Иврит преподавали М. М. Чернин и будущий составитель первого советского русского‑ивритского словаря Ф. Л. Шапиро. Позднее, перед революцией мужским училищем руководил М. С. Югенбург, бывший директор образцового начального еврейского училища в Витебске. Делами обоих училищ занималась попечительская комиссия, избиравшаяся на заседаниях комитета ОПЕ.

Огромное значение имело то обстоятельство, что выпускники училищ, успешно выдержавшие экзамены, могли жить вне черты оседлости. Однако получить право на поступление в училище ОПЕ в Петербурге иногородним было очень трудно. Почти за каждого ребенка община должна была подавать прошение министру внутренних дел, хотя не существовало закона, запрещавшего евреям учиться ремеслу вне черты оседлости. Это положение поддерживало правительство, опасавшееся проникновения в столицу революционных элементов под видом попечителей еврейских детей.

После революции в этом доме вместо училища ОПЕ была открыта 5‑я национальная еврейская школа, которую в 1931 году перевели по адресу переулок Матвеева, 1а, и назвали 43‑й национальной средней еврейской школой.

* * * 

По нечетной стороне улицы Декабристов дойдем до сквера, в котором сегодня расположен спортивный комплекс Института физической культуры имени Лесгафта. На этом месте в 1908 году находился театр знаменитой русской актрисы Веры Комиссаржевской. С 30 марта до конца апреля 1908 года в помещении театра проходили гастроли популярной тогда еврейской труппы А. М. Каминского из Варшавы.

Надо сказать, что еврейский театр был слабо развит в царской России прежде всего потому, что с 1883 года играть спектакли на идише запрещалось. Но как только запрет ослабевал, появлялись талантливые театральные коллективы. 

* * *

В доме №50 по улице Декабристов в начале XX века размещались редакция журнала «А-кедем» и Общество любителей древнееврейского языка. Общество любителей древнееврейского языка, ставшее самостоятельной организацией в 1907 году (до этого оно существовало как комиссия при ОПЕ), способствовало пропаганде иврита и развитию ивритской литературы. Председателем общества был Д. Г. Гинцбург, вице‑председателем Л. И. Каценельсон. В нем активно участвовали И. Ю. Маркон, А. Д. Идельсон, И. И. Марголин. В своей практической деятельности общество заботилось об обеспечении надлежащего уровня преподавания иврита в хедерах, йешивах и частных учебных заведениях. Оно издавало произведения И. Гордона, П. Смоленскина, И. Эртера и других ивритских писателей, субсидировало педагогический журнал в Палестине, помогало еврейским библиотекам. Все входящие в общество обязывались говорить между собой только на иврите. В 1910 году общество имело шестьдесят отделений в разных городах, например, в Варшаве, Лодзи, Екатеринославе, Белостоке.

Хотя «А-кедем» не являлся часть Общества, они были связаны друг с другом, ведь задачи и цели этой организации и журнала во многом совпадали. Некоторые члены Общества участвовали в создании журнале. «А-кедем» начал выходить под редакцией И. Маркона и А. Зарзовского с 1907 года ежеквартально. В нем печатались статьи по семитологии и древней еврейской истории не только на иврите, но и на европейских языках.

Один из редакторов ивритского журнала и лидер Общества любителей древнееврейского языка — надворный советник И. Ю. Маркон — жил здесь же, в доме №50, занимая со своей семьей пятикомнатную квартиру на втором этаже.

Исаак Юльевич Маркон родился в Рыбинске в 1875 году. Он окончил Восточный факультет Петербургского университета и там же защитил кандидатскую диссертацию. Женившись на дочери Выдрина, известного талмудиста и родственника банкиров Поляковых, Маркон упрочил свое финансовое положение и авторитет в Петербургской общине. Его назначили старостой синагоги.

Однако призванием Маркона, без сомнения, была наука: востоковедение и гебраистика. Он активно участвовал во всех начинаниях, связанных с развитием этих наук в России: редактировал «А‑кедем», руководил Обществом любителей древнееврейского языка, преподаывл на курсах востоковедения Д. Гинцбурга и изучал еврейские рукописи в Публичной библиотеке. Маркон был феноменально эрудирован в еврейской истории и гебраистике. Может быть, именно поэтому его собственные научные достижения остались довольно скромными. Говорят, он так много знал и помнил, что если начинал писать, то писал цитатами.

* * *

Если мы пройдем дальше по улице Декабристов до ее пересечения с Английским проспектом, то увидим на углу сравнительно недавно выстроенное здание. До революции на его месте стоял дом №60, где открылось Еврейское колонизационное общество (ЕКО). Восьмидесятые годы прошлого века были переломными для российского еврейства. В начале царствования Александра III разразились жестокие погромы. Политика преследования евреев усиливалась. Многие не видели перспектив нормальной жизни в стране, где родились и решали эмигрировать. Политика русского правительства явно поощряла эмиграцию в качестве пути разрешения еврейского вопроса. В 1888 году на отчете подольского губернатора, в котором указывалось, что «выселение… еврейского пролетариата было бы весьма желательно», Александр III сделал пометку: «И даже очень полезно».

В 1891 году в Лондоне было создано Еврейское колонизационное общество. ЕКО было детищем немецкого миллиардера и еврейского филантропа барона Мориса де Гирша. Щедрый благотворитель, Гирш стал особенно чувствителен к страданиям евреев после смерти единственного сына. В Петербурге отделение общества открылось в 1893 году. По просьбе Гирша его возглавил барон Гораций Гинцбург, хоть сам и не сочувствовавший эмиграции, но не считавший возможным остаться в стороне от этого массового движения. Кабинет министров поддержал инициативу ЕКО, предполагавшего за двадцать пять лет вывезти из России три с четвертью миллиона евреев. Переселенцев освобождали от воинской повинности и бесплатно выдавали им выездные документы. Для них установили льготный тариф на железных дорогах, а морской министр даже предложил платить несколько рублей каждому еврею, покидающему Россию. Евреи уезжали тогда в Аргентину. Только в 1906 году услугами общества воспользовались 19 тысяч эмигрантов, в 1909 году — 33 тысячи.

Впоследствии ЕКО расширило сферу своей деятельности и стало помогать выезду во все страны, в том числе в Америку и Палестину.

* * *

В двухэтажном кирпичном доме №140 по набережной канала Грибоедова находились еврейские благотворительные учреждения: Общество пособия бедным евреям (ОПБ), дешевая столовая и миква. Известно, что помощь бедным — гмилут хасадим — является у евреев не сентиментальным актом, а требованием религиозного закона. Именно поэтому благотворительность на иврите называется цдака – справедливость.

ОПБ было образовано в апреле 1907 года. Раньше благотворительность находилась в ведении разных традиционных общинных организаций: «Бикур хойлим» («Посещение больных») и «Цдоко‑гдейло» ( «Милость велика»). Оба общества, расходовавшие около шести тысяч рублей в год, были подотчетны правлению синагоги. Кроме того, функционировала специальная комиссия «Моэс хитим» ( «Копейки на пшеницу»), доставлявшая бедным мацу на Пейсах, а также дешевая кошерная столовая. ОПБ было призвано объединить средства благотворителей и улучшить помощь всем нуждающимся евреям Петербурга. Какое большое значение евреи придавали благотворительности было видно по тому, что в правление ОПБ вошли известные деятели Петербургской общины: Б. А. Каменка, И. С. Соловейчик, В. З. Фридлянский, А. М. Лесман. Председателем был избран барон Г. Е. Гинцбург.

* * *

Заканчивая прогулку по Коломне, подойдем к дому №123 по Садовой улице. Здесь в конце  XIX века жил выдающийся юрист (в то время еще помощник присяжного поверенного), общественный деятель и публицист О. О. Грузенберг. Он родился в 1866 году в городе Екатеринославе (ныне Днепропетровск). Когда в 1889 году юноша окончил юридический факультет Киевского университета, ему предложили остаться на кафедре уголовного права для подготовки к профессорскому экзамену. Но Грузенберг отказался, так как этот шаг требовал изменения вероисповедания — поступка, по его мнению, унизительного. Грузенберг переехал в Петербург и в скором времени стал известен как талантливый защитник и знаток уголовного права. Однако из-за еврейского происхождения он до 1905 года не мог получить звание присяжного поверенного.

Наряду с уголовными делами Грузенберг вел политические процессы, защищая видных писателей и общественных деятелей; М. Горького, В. Короленко, Н. Анненского, А. Пешехонова, П. Милюкова, Л. Петрожицкого, К. Чуковского, Л. Троцкого. В девяностых годах и позже Грузенберг участвовал в процессах по рабочим и аграрным конфликтам. Он вел дело Совета рабочих депутатов Петербурга, защищал депутатов Первой Государственной Думы, подписавших Выборгское воззвание с призывом отказаться от уплаты налогов и службы в армии в знак протеста против роспуска думы.

Вопреки мнению общины, что адвокатам‑евреям не стоит брать на себя защиту соплеменников, Оскар Осипович, начиная с дела о Минском погроме, принимал участие во всех крупных еврейских процессах: деле о Кишиневском погроме, деле Дашевского и деле Блондеса.

Наибольшую известность принесло Грузенбергу знаменитое дело Бейлиса, в котором он возглавил защиту. Суд над Менделем Бейлисом вошел в историю как образец фабрикации «кровавого навета». Показательно, что правительство вело себя так, будто вина Бейлиса была доказана. После суда Николай II сам распределял ордена, титулы и подарки тем, кто участвовал в этом позорном спектакле. Таким образом, кровавый навет стал одной из главных составляющих российской внутренней политики в XX веке.

Адмиралтейская часть

Мы направляемся в центр города, и поэтому речь пойдет о довольно состоятельных петербургских евреях, ведь жилье в Адмиралтейской части всегда стоило дорого. В 90‑х годах XIX века цена на квартиру превышала сто рублей в год. Кроме того, Адмиралтейская часть — один из старейших районов бывшей столицы, и значит временной диапазон событий, которые нам предстоит вспомнить, расширяется, по крайней мере, до двух столетий.

Начнем экскурсию у дома №24 по набережной Мойки. Здание не раз перестраивалось, поэтому ординарный фасад ничего не говорит о его былом предназначении. Только по выходящему во двор подъезду, сохранившему остатки украшений, можно догадаться, что некогда здесь было не обычное жилое помещение. И действительно, с 20‑х годов XIX века до времен НЭПа здесь располагался один из самых фешенебельных ресторанов Петербурга «Донон». В этом ресторане председатель правления еврейской общины Петербурга Г. Е. Гинцбург и его секретарь Д. Ф. Файнберг давали взятки министру внутренних дел в правительстве Александра III — графу Н. П. Игнатьеву, так как он мог предотвратить новые репрессии против евреев (им же самим организованные).

* * * 

Пройдем теперь по набережной Мойки до Невского проспекта. Здесь, на Полицейском мосту 4 июня 1903 года произошло событие, о котором заговорил весь Петербург. Оно вошло в историю как «дело Дашевского». Молодой сионист, студент Киевского политехнического института Пинхас Дашевский решил постоять за честь своего народа и покарать главного виновника кровавого Кишиневского погрома П. Крушевана. К тому времени черносотенец переехал в Петербург, где жил на Большой Морской, а обедать ходил в ресторан «Медведь» на Большой Конюшенной улице. Именно здесь, на Полицейском мосту, юноша напал на издателя «Бессарабца» и ударил его ножом в шею. Опыта у Дашевского не было, и покушение не удалось: нож попал в крахмальный воротничок, сильно ослабивший силу удара, и лишь оцарапал кожу. Рана оказалась незначительной, а Крушеван даже отказался от первой помощи, когда его отвели в ближайшую аптеку и он узнал, что аптекарь — еврей.

Дашевского арестовали. Окружной суд заседал при закрытых дверях. Представитель Крушевана, А. Шмаков произнес антисемитскую речь, обвиняя евреев в ритуальных убийствах. Суд признал Дашевского виновным в покушении на убийство с заранее обдуманным намерением, но заслуживающим снисхождения. Он получил пять лет арестантских рот и лишение всех прав и имущества. Кассации в Сенат адвокатов Миронова и уже знакомого нам О. Грузенберга положительного результата не дали. Только в 1906 году после настойчивых ходатайств Грузенберга, по «высочайшему повелению» Пинхас, Дашевский был досрочно освобожден без восстановления в правах. Так вершилось правосудие для евреев.

Уже в советское время П. Дашевский был арестован как сионист и умер в 1934 году в лагере.

* * *

В доме №15 по Невскому проспекту в первой половине XVIII века находился Новый гостиный двор (старый, построенный еще в первые годы основания Петербурга, находился на Троицкой площади на Петроградской стороне). Здесь, на Адмиралтейском острове, близ Нового гостиного двора 15 мая 1738 года произошло событие, напоминающее мрачные времена средневековья. Петербуржцы стали свидетелями аутодафе: сожжению были преданы откупщик Борух Лейбов из Смоленской губернии и отставной капитан‑поручик флота Александр Возницын.

Дело в том, что двести пятьдесят лет назад, во времена Анны Иоанновны, когда еще не была разделена Польша, евреев в России почти не было. Смоленский откупщик Борух Лейбов часто ездил по торговым делам в Москву. Там он познакомился с Возницыным и близко с ним сошелся. Друзья неоднократно вместе путешествовали, а затем капитан‑поручик вдруг поехал с Лейбовым в Польшу, где тайно перешел в иудаизм. На Возницына донесла жена, она заметила, что муж молится, повернувшись лицом к стене, а не к образам, и не все ест за общим столом. Однажды он вдруг зашел в домашнюю часовню и выбросил все иконы в реку.

К доносу отнеслись очень серьезно. Лейбова и Возницына арестовали и доставили в Петербург. По личному распоряжению Анны Иоанновны следствие провели со всей строгостью. Возницына пытали, допросили крестьян в его имении, кучеров, владельцев постоялых дворов, где останавливались «преступники». В результате Возницын был приговорен к сожжению за переход в «жидовскую веру», а Лейбов  за его совращение. Имение Возницына перешло к его жене в качестве платы за донос. Народ согнали на казнь. Возницын подбадривал упавшего духом брата по вере. В столице Российской империи Санкт-Петербурге стояло просвещенное восемнадцатое столетие.

* * *

Квартал между Невским проспектом и Кирпичным переулком застроен сравнительно новыми домами. А в XVII веке здесь находился деревянный дворец цесаревны Елизаветы, воздвигнутый в свою очередь на месте дворца вице‑канцлера Петра I, П. П. Шафирова. С него фактически начинается история евреев Санкт‑Петербурга. Вот что написано об этой семье в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона: «Шафировы — угасший баронский род, происходящий от крестившегося в 1654 году с именем Павла, еврея Шафира. Сын его, Павел Павлович, был переводчиком посольского приказа, а внук Петр Павлович — известным государственным деятелем в первой четверти XVIII века, которому в 1710 году было пожаловано Петром Великим баронское достоинство, снятое им же в 1723 года и возвращенное Екатериной I в 1726 года. Внуки Петра Павловича умерли, не оставив потомства».

Хотя первый в русской истории баронский род Шафировых угас из‑за отсутствия наследников по мужской линии, известно множество знаменитых потомков пятерых дочерей вице-канцлера. Среди них стоит упомянуть хотя бы друга А. Пушкина — П. Вяземского, председателя Совета министров и министра финансов при Николае — II С. Витте, писателя А. Толстого, князя Ф. Юсупова — убийцу Распутина.

* * * 

На углу Невского проспекта и Малой Морской улицы стоит внушительный дом из финского гранита, напоминающий итальянское палаццо. Здание было построено в 1911–1912 годах архитектором М. М. Перетятковичем для банкирского дома «Гуне Нусен Вавельберг». До этого банк располагался рядом с Казанским собором в доме №25 по Невскому проспекту.

Основателем фирмы был И. А. Вавельберг — один из богатейших польских банкиров. Его карьера, как и возвышение многих других еврейских финансистов, была тесно связана с либерализацией внутренней политики во времена Александра II и вовлечением еврейских капиталов в экономическое развитие России. Вавельберг вырос в Варшаве, там же окончил гимназию, учился в Ново‑Александрийском политехническом институте, а затем в Коммерческой академии.

В 1869 году он переехал в Петербург, где основал собственный банкирский дом. В результате успешных финансовых операций Вавельберг за короткое время стал обладателем крупного состояния. К концу жизни Вавельберг начал проявлять больше интереса к делам своего народа. Он стал членом петербургского правления ОПЕ, а затем казначеем и активным участником ЕКО.

Здание банка построили наследники Вавельберга через десять лет после его смерти.

* * *

Пройдем по Адмиралтейскому проспекту от Невского до Гороховой улицы. Угловой дом №2 был построен в конце XVII века по проекту архитектора Д. Кваренги. Здесь до революции помещалось Управление петербургского градоначальства, а с декабря 1917 по март 1918 года в этом здании находилась Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), о чем свидетельствует мемориальная доска.

Революционная деятельность была наиболее характерным занятием для активной части еврейского населения в России, и участие евреев в политической борьбе и в обеих революциях было непропорционально большим. Во всех революционных партиях евреи обязательно входили в группу лидеров.

Так как история народа неполна без изучения всех общественных течений, особенно самых главных и многочисленных, то, воспользовавшись тем, что мы находимся рядом с домом ВЧК, вспомним об одном из ее руководителей — Моисее Соломоновиче Урицком.

Урицкий родился в 1873 году в Черкассах в семье купца. В 1897 он окончил юридический факультет Киевского университета. В революционном движении участвовал с начала 90‑х годов. На Шестом съезде РСДРП(б) перешел в большевистскую партию и тогда же был избран в ЦК. В октябрьские дни и после них Урицкий являлся членом Петроградского ревкома, а затем комиссаром Всероссийской комиссии по делам созыва Учредительного собрания и министром иностранных и внутренних дел коммун Северной области. С марта 1918 года он стал председатель Петроградской ЧК.

В августе 1918 Моисей Соломонович был убит другим евреем, Леонидом Канегиссером, как пишет БСЭ, в результате заговора, руководимого членами ЦК партии правых эсеров: А. Гоцем и Д. Донским. В действительности покушение было личной инициативой Канегиссера, который таким образом хотел смыть позор с евреев, обвиняемых в участии в красном терроре. Он застрелил Урицкого в приемной Министерства внутренних дел, которая располагалась в здании генерального штаба на Дворцовой площади. Канегиссера расстреляли, а Урицкого торжественно похоронили на Марсовом поле. Дворцовая площадь некоторое время носила его имя. 

* * * 

Теперь наш путь лежит к Неве. Мимо зданий Сената и Синода выйдем на Английскую набережную к дому №4. Его знает каждый, кто интересуется историей и архитектурой Ленинграда. Когда-то здесь стоял один из дворцов графа Строганова, построенный при участии архитектора Воронихина. Затем здание было переделано Тома де Томоном по заказу графини Лаваль. Под этим именем — дом Лаваля — оно и вошло во все путеводители по Петербургу.

К середине XIX века семья Лавалей обеднела. Большая часть художественных ценностей была продана, а дом перешел в руки С. С. Полякова, которым он, а затем его наследники владели с 1870 по 1911 год.

Поляков родился в 1836 году в местечке Дубровно в семье мелкого торговца, умер в 1888 году в Петербурге, в чине тайного советника. Он стал крупнейшим в России подрядчиком и банкиром‑миллионером. Он построил Козлово‑Воронежско‑Ростовскую, Орлово‑Грязскую, Курско‑Харьково‑Азовскую и многие другие железные дороги. Поляков заботился о развитии русской железнодорожной сети: писал об этом статьи, а также основал в Ельце первое в России железнодорожное училище. Он открыл целый ряд банков: Московский земельный, Донской земельный, Азово‑Донской коммерческий. В последние годы Поляков стал принимать участие в жизни столичной еврейской общины. При его содействии была построена в Петербурге хоральная синагога. За большие пожертвования русским благотворительным учреждениям Самуил Поляков был возведен в дворянство и стал тайным советником. У Полякова было два брата: Лазарь жил в Москве, а Яков — в Петербурге. Оба были дворянами и состояли в чине тайных советников.

К чести новоявленного дворянина следует отметить, что, приобретя дом Лавалей, он не стал в нем ничего менять и перестраивать, положившись на вкус потомственной русской аристократии. После смерти Полякова дом перешел к его сыну Даниилу, надворному советнику, владельцу Петербургского коммерческого банка и председателю Общества ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России (ОРТ). Затем особняк был продан в казну и передан расширившемуся Сенату.

Конечно, евреи России в массе своей жили очень бедно, и люди, подобные Поляковым, составляли редкое, но весьма значимое исключение. В результате либерализации в царствование Александра II в центральных городах в короткий срок появилось несколько очень богатых евреев: промышленников и банкиров. Чаще всего источником их первоначального капитала были винный промысел или торговля с Западом. После отмены крепостного права в атмосфере экономического оживления, когда евреям‑купцам первой гильдии разрешили проживать вне черты оседлости, некоторые наиболее преуспевающие дельцы, используя финансовые связи с еврейскими банками Европы, добились впечатляющих успехов на коммерческом поприще. Кое-кто составил себе значительное состояние на прокладке железных дорог, большинство из которых строились подрядчиками-евреями: Поляковым, Кроненбергом, Рафайловичем, Натансоном, Эфрусси.

Вавельберг имел банки в Варшаве и Петербурге. Банк Эфрусси занимался экспортом зерна из Одессы, банк «Мейер и К°» был одно время вторым по величине Петербургским банком после банка Гинцбурга. Все знают крупнейшего торговца чаем Высоцкого, а в сахарной промышленности, на треть монополизированной евреями, выделялись Бродские и Зайцевы.

И все же, как ни была далека, на первый взгляд, полная изобилия и утонченной роскоши жизнь богачей от жизни беднейших еврейских слоев черты оседлости, и на них падала зловещая тень погромов, кровавых наветов, бесправия и постоянного страха.

Вполне очевидно, что евреи вложили немало сил, средств и таланта в развитие торговли и промышленности Российской империи и продолжили в этом смысле традицию, начатую Зунделем Гиршем, Ворохом Лейбовым, Нотой Ноткиным.

* * *

Обратим внимание на здание Сената на площади Декабристов. Почему мы решили остановиться у этого отнюдь не еврейского экскурсионного объекта? К концу XIX века в России было издано столько противоречивых антиеврейских законов, что разобраться в них стало почти невозможно. А ведь от них иногда зависело само существование еврея. Например, дипломированные фармацевты имели право жительства вне «черты», только если занимались своей профессией, и теряли его тогда, когда становились, например, торговцами. Другие могли обосноваться в крупных городах именно как торговцы и подлежали выселению при перемене занятий.

Естественно, такое запутанное законодательство рождало массу злоупотреблений. Несправедливо высланные евреи обращались в Сенат. Жалоб было так много, что в 1908 году Сенат вдвое увеличил состав первого департамента, разделив его на два отделения. Чиновники делали карьеру на еврейском вопросе. Некоторые жалобы рассматривались даже в Государственном совете, а его решение утверждалось царем.

* * *

Теперь пройдем под арку, соединяющую здания Сената и Святейшего Синода. Здесь начинается одна из старейших улиц Петербурга — Галерная, застроенная старинными особняками. Гулять по ней особенно приятно, ведь сюда почти не доносится шум современного города.

Много любопытного можно увидеть на Галерной тем, кто интересуется еврейской историей. Обратим внимание на дом № 20 с единственным балконом на фасаде. На аттике хорошо виден картуш, где когда-то располагался герб владельца. Следующее за ним огромное здание имеет сразу три адреса: Галерная улица, 22, Замятин переулок, 4 и Конногвардейский бульвар, 17. Дом этот некогда принадлежал едва ли не самому богатому и известному в Петербурге еврею — барону Гинцбургу. Мы уже неоднократно упоминали его имя. Расскажем немного об этой семье.

Г. Е. Гинцбург родился в 1833 году в Звенигороде Киевской губернии, а умер в 1909 году в Петербурге. Его родители большую часть жизни провели в Париже, сам Гораций получил в детстве хорошее домашнее образование. Древнееврейскому языку и Талмуду его обучал известный знаток иврита Сухоставер. В двадцать лет Гинцбург женился на своей двоюродной сестре А. Г. Розенберг. Еще будучи совсем молодым, Гораций стал главным помощником и компаньоном отца в коммерческих делах и общественной деятельности. В 1859 году он вместе с отцом основал в Петербурге банкирский дом «И. Е. Гинцбург» (Иосиф Евзель Гинцбург), ставший первым в России банком современного типа. М

Молодой финансист, будучи фактически главой банка, смог добиться для своей фирмы исключительного положения в Петербурге, а затем и в Европе. Уже в самом начале своей карьеры, с 60‑х годов, Гинцбург проявил себя как меценат и крупный благотворитель. В соответствии с еврейской традицией, он щедро жертвовал молодым и бедным талантам, как евреям, так и русским. Он же был учредителем Института археологии, Института экспериментальной медицины и других научных учреждений. Единственным условием его участия в общерусских благотворительных начинаниях было требование открытых дверей для людей всех вероисповеданий.

Гораций Евзелевич до 1892 года состоял гласным Петербургской думы, был членом совета фондовой биржи, имел чин действительного статского советника, был награжден высшими русскими орденами. Будучи в 1868–1872 годах гессен‑дармштадским консулом в России, Гинцбург вместе с потомством был возведен Великим герцогом в баронство. Вскоре этот титул получил его отец Евзель, и император Александр II даровал всей семье наследственное дворянство.

В промышленности главной сферой деятельности Гинцбурга стала золотодобыча. Он стал основателем Ленского, Забайкальского, Березовского, Алтайского и других приисков. Среди его предприятий была, например, Компания цепного пароходства по реке Шексне и акционерное общество «Платина».

На протяжении сорока лет барон Гинцбург был признанным главой еврейской общины Петербурга и, пожалуй, всего еврейства России. Сложно назвать все дела по которым он выступал ходатаем, все еврейские предприятия, которые он финансировал. Гинцбург пожертвовал крупную сумму на постройку петербургской синагоги, на его деньги издавались книги в защиту евреев. Он был председателем ЕКО, хотя и не одобрял эмиграцию, а также председателем ОПЕ. Его жена, Анна Гесселевна, учредила на Васильевском острове сиротский дом. Эта семья всегда щедро помогала жертвам пожаров, неурожаев, погромов и других бедствий в черте оседлости.

* * *

На Галерной улице, 25 располагалась некогда старейшая в стране еврейская организация современного типа: Общество для распространения просвещения между евреями в России (ОПЕ), основанное в 1863 году. Оно обладало солидными средствами и пользовалось известностью во многих городах и местечках Российской империи. Среди руководителей ОПЕ были и богатые деловые люди: Г. Е. Гинцбург, Д. Г. Гинцбург, И. А. Вавельберг, Д. Н. Поляков, М. А. Варшавский, и интеллигенты Л. И. Каценельсон, Я. М. Гальперн, И. Л. Гордон, А. Я. Гаркави, М. И. Кулишер. Такое сочетание приносило успех: финансисты давали деньги, образованные просвещали народ.

ОПЕ — детище Хаскалы — фактически являлось инструментом этого культурного движения. Оно способствовало изданию книг (в основном на русском языке) о еврейской культуре и истории, оказывало помощь бедным еврейским студентам, содействовало распространению светских знаний среди евреев, разрабатывало программы для еврейских школ. Такие возникшие позднее объединения, как Общество любителей древнееврейского языка, Общество поощрения высших знаний, Еврейское историко-этнографическое общество и подобные им, были организационно или духовно связаны с ОПЕ. Главной заслугой ОПЕ было, пожалуй, воспитание целого поколения еврейских интеллигентов нового типа. И хотя некоторые из них забыли свой народ, остальные в короткий срок жизни одного поколения сумели поднять на должную высоту еврейскую историческую науку, этнографию, языкознание, литературу, музыку. Большинство этих подвижников были врачами, инженерами, адвокатами, служащими в банках и конторах, то есть зарабатывали на жизнь не творческой деятельностью. Эти люди в свободное от основной работы время создали множество культурных обществ, издали массу книг, написали большое количество интереснейших научных исследований.

* * *

На Галерной улице доме № 61, принадлежавшему сыну Г. Е. Гинцбурга, директору‑распорядителю Ленского золотопромышленного товарищества А. Г. Гинцбургу, находилось Общество гигиенических дешевых квартир для еврейского населения, учрежденное при участии ЕКО в 1900 году. Председателем его был Г. Е. Гинцбург. Общество, частично субсидируемое из благотворительных фондов, ставило целью обеспечить небогатых евреев западных губерний, живущих ручным трудом, дешевыми квартирами, помещениями для мастерских, небольшими участками под сады и огороды.

* * * 

Нечетные дома по Галерной улице имеют, как правило, «двойников» на Английской набережной. Так они строились: парадное здание смотрело на набережную, а дом с более скромным фасадом выходил на Галерную. Между домами образовывался дворик. Обычно их продавали парами. Две пары таких домов принадлежали братьям Самуила Полякова: Лазарю и Якову. Смотреть на них, конечно, лучше всего с набережной.

Васильевский остров 

Васильевский остров  в прошлом считался далеко не самой «еврейской» частью Санкт-Петербурга. По переписи 1868 года здесь проживали всего 139 евреев: 82 мужчин и 57 женщин. По численности еврейского населения район стоял на восьмом месте в столице. Тут, однако, произошло много интересных событий.

Прогулку по Васильевскому острову лучше начать со Стрелки. Отсюда виден парадный Петербург: дворцы, соборы, Адмиралтейство и царская политическая тюрьма — Петропавловская крепость. Кто только ни сидел в ней, начиная от царевича Алексея до членов Временного правительства!

* * *

Здание Кунсткамеры, занявшее 3 дом на Университетской набережной, было построено в 1718–1734 годах. В середине XVII века здесь находилась Императорская академия наук, в которой в то время заседали практически одни иностранцы. М. Ломоносов, работавший в академии с 1741 по 1765 год, являлся исключением. Примерно в это же время почетным членом академии был знаменитый врач, выходец из Португалии, Антонио Нунес Рибейру Санчес.

Вот что сообщает о Санчесе (Санхесе) Еврейская энциклопедия: «Он родился в 1699 году в зажиточной и образованной семье в Пегна Макор в Португалии. По окончании медицинского факультета работал у знаменитого врача Бургавы, который и рекомендовал его русскому правительству, искавшему ученых медиков. В 1731 году Санчес переехал в Россию. Он состоял «физикусом» (врачом) при Медицинской канцелярии и Москве, был врачом в действующей армии, затем медиком при сухопутном шляхетском корпусе в Санкт‑Петербурге. Здесь он приобрел славу отличного специалиста и стал вторым лейб-медиком императрицы Елизаветы. В 1744 году Санчес излечил опасно больную невесту принца Петра Федоровича, будущую императрицу Екатерину II».

Санчес был родом из марранов и, возможно, интересовался иудаизмом или даже придерживался каких-то еврейских обрядов. Мы знаем, что многие марраны продолжали после насильственного крещения тайно соблюдать еврейские обычаи.

* * *

Подойдя к зданию Петербургского университета на Университетской набережной, вспомним известного деятеля ранней русской Хаскалы Л. И. Мандельштама, который стал первым евреем, закончившим российский университет. Леон Иосифович Мандельштам родился в местечке Новые Жагоры на полпути между Вильно и Ковно. Он получил не только традиционное еврейское образование, но успел познакомиться с работами последователей немецко‑еврейского просветителя Моисея Мендельсона, изучал иностранные языки.

Изначально Мандельштам поступил в Московский университет, однако позже перевелся в Петербургский, который закончил в 1844 году со степенью кандидата философии. В соответствии со своими юношескими устремлениями он посвятил свою жизнь просвещению родного народа. Мандельштам печатался в «Еврейской библиотеке», находясь за границей, впервые перевел Пятикнижие и псалмы на русский язык для евреев: книги с параллельным еврейским текстом вышли сначала в Вене и только через несколько лет в 1869 году в России. За границей Мандельштам занялся научной работой, изучал философию. Он был назначен на должность «ученого еврея» при Министерстве народного просвещения и содействовал открытию государственных училищ для евреев.

Еврейская молодежь 80‑х годов штурмовала университеты, так как диплом обещал лучшую жизнь и право селиться вне черты оседлости, но поступить в вуз могли отнюдь не все желающие. Процентная норма, введенная в 1887 году, разрешала принимать не более десяти процентов евреев от общего числа студентов в университеты западных губерний, пять процентов в учебные заведения вне черты оседлости и три в университеты Петербурга и Москвы. Кроме того, некоторые высшие учебные заведения были полностью закрыты для евреев, а в черте оседлости университетов было крайне мало. Тот, кто не попадал в российские университеты, если позволяли средства родителей, получал образование за границей. Справочная книга «Рассвета» за 1910 год специально с этой целью сообщала условия приема в учебные заведения Европы.

После революции 1905 года советы профессоров вузов получили право самостоятельно определять условия приема студентов. Это привело к временной отмене процентной нормы. В 1908 году процентная норма вновь была введена законом, что резко снизило количество еврейских студентов, обучавшихся в русских вузах. Вообще, в Министерстве просвещения считали, что евреи учатся для уклонения от воинской повинности и для того, чтобы получить право проживания в крупных городах. По данным ОПЕ, в 1886 году (до введения процентной нормы) в Петербургском университете обучалось 268 евреев, что составляло 11,4% от общего числа учащихся. В 1911 году, через три года после вторичного введения процентной нормы, численность составила 661 еврей (7,8%). За границей в 1913 году обучалось 12 тысяч студентов из России, 60% из них были евреями. Из всех студентов 35% учились в Германии, 25% — во Франции.

Перечислить всех известных евреев, окончивших Петербургский, а позже Ленинградский университет, конечно, невозможно. Отметим хотя бы тех, кто трудился в Санкт–Петербурге на ниве еврейского просвещения. Это были барон Д. Г. Гинцбург — востоковед, кандидат университета и председатель петербургской общины; И. Г. Эйзенбет — учредитель и директор еврейской гимназии на Театральной площади; И. Ю. Маркон — востоковед, редактор журнала «А‑кедем»; М. И. Шефтель — председатель Общества для научных еврейских изданий; С. М. Михоэлс — знаменитый деятель еврейского театра.

Профессорами в самом университете были этнограф Л. Я. Штернберг и историк С. Н. Валк. Необходимо также назвать профессора С. А. Бершадского, нееврея, но одного из первых добросовестных исследователей еврейства Литвы и Полыни.

* * *

На Университетской набережной Васильевского острова, сплошь застроенной архитектурными шедеврами, выделяется массивное, со всех сторон заметное здание Академи художеств. Оно было построено в 1764–1788 годах. Каменный спуск от Академии к Неве сторожат египетские сфинксы, вдохновившие не одно поколение художников и поэтов. Они воспеты на многих языках, в том числе и на иврите — поэтом Давидом Шимоновичем. Быть может, помнящие еще поколение исхода, эти сфинксы были свидетелями до того времени невиданного процесса появления в стенах Академии художеств еврейских студентов.

В главе «Коломна» мы уже рассказали о первых выпускниках Академии, а теперь познакомим вас  с наиболее известными художниками и скульпторами‑евреями, окончившие академию и преподававшие в ней: скульптор И. Я. Гинцбург;  художник И. Л. Аскназий; знаменитый художник Ю. М. Пэн — основатель школы живописи и скульптуры в Витебске; Л. Бакст (Л. С. Розенберг).

Художники, скульпторы, архитекторы часто селились на Васильевском острове, вблизи Академии. Архитектор Я. Г. Гевирц, автор проекта молельни на еврейском кладбище, жил в Среднем проезде, 11. В академии он много лет был профессором.

Напротив Академии, в доме Воронина в 1870–1872 годах жил М. М. Антокольский, его квартира находилась в доме № 4 на Пятой линии. Мастерская Антокольского помещалась в самой Академии, на четвертом этаже. 

* * *

Недалеко от дома Д. Гинцбурга, в красивом трехэтажном здании на углу Третьей линии и Большого проспекта жил действительный статский советник, купец первой гильдии Лев Павлович Фридлянд. Он был заметной фигурой в еврейском Петербурге. В 70‑х годах он был избран членом правления общины. На Преображенском кладбище до сих пор существует склеп семьи Фридлянд. В историю купец вошел благодаря библиографу и библиофилу С. Е. Винеру, жившему неподалеку, на Соловьевском переулке, 23. Винер был типичным еврейским вундеркиндом. Еще в детстве он прославился тем, что составил сводный каталог всех изданий, хранящихся в библиотеках родного города. Не имея высшего образования, он получил право жительства в Петербурге лишь до окончания составления каталога коллекции Фридлянда. Ничего удивительного, что библиотекарь не торопился. За тридцать лет он описал меньше половины всех книг.

* * *

Учащиеся и преподаватели Санкт‑Петербургского издательско‑полиграфического техникума на Пятой линии Васильевского острова, 28 вряд ли знают, что в этом скромном двухэтажном доме в 1917–1922 годах помещалось родственное техникуму учреждение: еврейское издательство «Кадима» («На восток» или «Вперед»), выпускавшее литературу сионистского направления.

«Кадимой» был издан «Еврейский ежегодник на 1918–1919 годы». В календаре содержится множество интересных статистических сведений о жизни евреев. Приводится, например, численность евреев по всем странам и многим городам. Из него мы узнаем, что в европейской России до Первой мировой войны жили 6 миллионов 321 тысяча евреев и еще 177 тысяч находились в Закавказье, Средней Азии и Сибири. В России в бывшей черте оседлости проживали в 1917 году 3 миллиона 305 тысяч евреев, а в Польше и Литве — 2 миллиона 448 тысяч. В Ковно и Варшаве евреи составляли 40% всего населения, в Бердичеве — 78%. Интересны данные об уровне образования русских евреев. В 1910 году в Петербурге было 33 хедера, где 35 учителей преподавали 176 мальчикам и 21 девочке. Среднее образование еврейские дети Петербурга большей частью получали в коммерческих и частных училищах, где они составляли соответственно 30,4% и 37,3% всех учащихся. В высших учебных заведениях России в 1909–1910 годах обучался 7241 еврейский студент, то есть 11% общего числа всех студентов.

Петербуржцы помнят, что в доме № 33 по Десятой линии находился математико-механический факультет СПБГу. До революции здесь размещались Высшие женские курсы, более известные под названием Бестужевских. Не углубляясь в историю самих курсов, отметим, что и к еврейской истории они имеют отношение. Например, в 1904 году в «Бестужевке» училась Софья Дубнова — дочь историка С. М. Дубнова, впоследствии жена члена ЦК Бунда Г. Эрлиха) В том же году ее исключили за участие в студенческих волнениях.

В десятых годах на Бестужевских курсах существовал кружок по изучению еврейской истории под руководством профессора Карташова. В двадцатых в здании курсов разместился трехгодичный рабфак, в котором были и национальные отделения. Еврейским отделением, где обучение велось на идише, заведовал Гитлиц, математику преподавал З. А. Киссельгоф, а черчение и рисование С. Б. Юдовин.

* * *

Первое еврейское учебное заведение на Васильевском острове появилось около 1879 года. В газете «А-мелиц» от 16 октября было опубликовано сообщение о том, что частная еврейская гимназия и коммерческая школа Вайдемана теперь возглавляются доктором Эрделем и переехали по новому адресу: Девятая линия, 44.

В следующие годы небольшая, но сплоченная община Васильевского острова постоянно содержала различные учебные заведения, главным образом хедеры, при небольших синагогах. На Третьей линии в доме  № 48 на втором этаже в начале XX века находилась одна из таких синагог. При ней действовало еврейское училище для детей бедняков под руководством С. А. Зельцер. Его поддерживало Общество для оказания помощи бедным евреям Васильсвского острова и Галерной гавани ( «Цдоко гдейло»), расположенное в доме № 33 по Среднему проспекту. Председателем был доктор Л. И. Вейнгеров. Программа училища, рассчитанная на три‑четыре года обучения, включала наряду с религиозными предметами иврит и основы еврейской истории. В 1918–1920 годах другая аналогичная синагога с хедером находилась на Среднем проспекте, 16.

* * * 

На Васильевском острове сохранилось здание, которое более полувека было связано с воспитанием и образованием еврейских детей. Это дом № 37 на Десятой линии. Он окружен небольшим садом за высокой оградой. Около 1890 года жена знаменитого барона Г. Гинцбурга Анна Гесселевна основала здесь еврейский сиротский приют. Впоследствии финансирование этого учреждения взял на себя ее сын, золотопромышленник Александр Горациевич. Управление приютом перешло к дамскому попечительскому комитету под председательством баронессы Матильды Юрьевны Гинцбург (вероятно, жены Давида Гинцбурга). Лечил детей Григорий Исаакович Дембо, врач еврейской богадельни, представитель знаменитой петербургской династии врачей.

Революция покончила с общинными приютами. Их сменили государственные детские дома. Так как еврейское население черты оседлости страшно пострадало в результате войн и погромов, они не пустовали. В начале 20‑х годов поезд из десяти вагонов привез в Петроград еврейских сирот из Белоруссии и Украины. Дети успели многое испытать за свою жизнь. Среди них были будущие математики и музыканты, комсомольские активисты и герои грядущей войны. Их принял бывший еврейский приют на Десятой линии, названный впоследствии 76-м детским домом. Настоящим отцом для детей стал вновь назначенный заведующий З. А. Киссельгоф.

З. А. Киссельгоф — ярчайшая личность, педагог в самом высоком смысле этого слова, был известен в общественной жизни Петербурга еще с 10‑х годов XX века. Он входил в ЦК ОПЕ, в комитет Общества еврейской народной музыки, был преподавателем в еврейской гимназии Эйзенбета и в еврейском ремесленном училище при ОПЕ. Благодарные потомки будут помнить его как талантливого педагога, организатора еврейского образования, хорошего музыканта, блестящего знатока и страстного собирателя еврейского фольклора. В 1917 году Киссельгоф вместе с другими ведущими педагогами столицы организовал Петроградское еврейское учительское общество. Учредители общества были полны решимости поднять уровень еврейского школьного образования.

Впоследствии на базе детского дома была организована 14‑я полная национальная еврейская школа, а с 1938 года — 11-я неполная национальная школа. Киссельгоф был назначен ее директором. Детским же домом стала заведовать Юдифь Михайловна Дворкина. К 1931 году в школе насчитывалось 267 учащихся (по 30-35 человек в классе). Детдомовцы составляли не более 10% учеников, но именно они говорили на идише и были национальным ядром школы.

* * *

Мы уже неоднократно упоминали имя еврейского история С. М. Дубнова. Пришла пора рассказать о нем подробнее. Многие места в Санкт-Петербурге связаны с его именем. На Васильевском острове он жил на Восьмой линии в доме № 35 и на Восемнадцатой линии в доме № 9, работал в библиотеке Л. Фридлянда и в Азиатском музее, читал лекции на Бестужсвских курсах и на Курсах востоковедения, выступал на еврейском митинге в здании биржи в июне 1917 года.

Семен Маркович Дубнов — еврейский историк, публицист, литературный критик и общественный деятель, прожил долгую и плодотворную жизнь. Он создал новое направление в еврейской истории, собрал и опубликовал тысячи документов, написал десять томов «Всеобщей истории евреев», книгу «Историю евреев Польши, Литвы и России», участвовал в создании Еврейской энциклопедии и «Истории еврейского народа», редактировал журнал «Еврейская старина». Исследователей восточноевропейского еврейства, за исключением Оршанского и Бертшадского, до Дубнова фактически не существовало. Как публицист и литературный критик Дубнов печатался практически во всех еврейских изданиях Петербурга, начиная от умеренного «Русского еврея» до сионистского «Рассвета». Но главной его трибуной был, конечно, «Восход», в котором он сотрудничал под псевдонимом Критикус. В своих статьях он боролся против антисемитизма, отстаивал права евреев на автономию, предлагал реформы еврейской общинной жизни, выступал против ассимиляции, поддерживал развитие национальной литературы.

Дубнов меньше всего походил на кабинетного ученого и как общественный деятель постоянно находился в эпицентре всех главных событий в жизни русского и мирового еврейства: спорил, убеждал, доказывал, воспитывал. Он прочел сотни публичных лекций даже не имея диплома о высшем образовании. Он состоял председателем Еврейского литературного общества, был товарищем председателя Еврейского историко-этнографического общества. Разработав теорию «автономизма», Дубнов сам тал претворять ее в жизнь, создав «Еврейскую народную партию».

За свою долгую жизнь он был свидетелем и участником множества драматических событий. Родился он в эпоху либерализма при Александре II, а умер в оккупированной нацистами Риге.  Дубнов начал свою деятельность активным поборником просвещения и реформ иудаизма, полный надежд на скорое торжество всеобщего братства, а закончил ее, торопясь записать свои показания о еврейских погромах в Германии.

Дом № 50

Экскурсию по Васильевскому острову нельзя считать завершенной, не посетив дом № 50 на Пятой линии. На протяжении почти двадцати лет с 1913 по 1930 год в этом здании размещалось множество еврейских организаций. Пожалуй, этот небольшой, но внушительный четырехэтажный дом, спроектированный архитектором Я. Г. Гевирцем, является одной из главных достопримечательностей еврейского Петербурга. Поэтому ему посвящена отдельная глава.

Дом был построен в 1911 году для еврейской богадельни на средства М. А. Гинсбурга — щедрого благотворителя, разбогатевшего на армейских поставках во время русско‑японской войны. Гинсбург входил в хозяйственное правление петербургской общины и давал деньги на многие еврейские начинания. По‑видимому, он не был чужд тщеславия, так как стал председателем попечительского совета богадельни, которую назвали в его честь. Однако время посмеялось над ним. В народной памяти известные петербургские еврейские деятели  Гинцбурги, Гинзбурги и Гинсбурги слились в одного «барона Гинзбурга», которому евреи приписывали все добрые дела. Для многих Моисея Акимовича словно и на свете не существовало.

До революции богадельней заведовал А. П. Тынянов, а лечил стариков профессор Г. И. Дембо, представитель славной петербургской династии врачей. Его отец, Исаак Александрович, прославился работами в защиту шхиты — способа убоя скота и птицы по еврейскому религиозному закону. Григорий Исаакович активно сотрудничал в Обществе охранения здоровья еврейского населения (ОЗЕ), редактировал сборник «Вопросы биологии и патологии евреев». До революции он практиковал также в еврейском сиротском приюте, о котором рассказывалось в предыдущей главе. В соответствии с врачебной этикой того времени одиноким старикам и сиротам медицинская помощь оказывалась бесплатно. Не брал денег Дембо и с посетителей больницы имени Великой княжны Марии Федоровны. На Преображенском кладбище сохранился общий памятник трем поколениям замечательной врачебной династии.

В 20‑е годы заведующим и врачом богадельни стал молодой доктор Е. Е. Клионский, выходец из Витебской губернии. По воспоминаниям очевидцев, он тоже лечил бесплатно. Одновременно Клионский вел научную работу в Ленинградском институте туберкулеза под руководством профессоров А. Я. Штернберга и М. Р. Борока. После войны Е. Е. Клионский многие годы заведовал туберкулезным отделением в больнице имени И. И. Мечникова, был профессором Второго ленинградского мединститута, написал более пятидесяти научных статей и книг. Жили Клионские в трехкомнатной квартире в главном здании богадельни на четвертом этаже. Жена доктора, Нега Аароновна, стала одной из дам‑патронесс.

Средства на богадельню поступали в основном из частных источников. Дамы‑патронессы регулярно устраивали благотворительные вечера. Часть средств богадельня получала от Ленинградского комитета помощи евреям‑жертвам войны (ЛЕКОПО). 

* * *

В ноябре 1906 года в особняке барона Горация Гинцбурга на Конногвардейском бульваре собрались учредители первого светского еврейского вуза в России — Института еврейских знаний. На встрече присутствовали Г. Е. Гинцбург, его сын Д. Г. Гинцбург, доктор Л. И. Каценельсон, историк С. М. Дубнов, чиновник Министерства юстиции Я. Гальперн и другие видные еврейские деятели.

Целый год потратил Давид Горациевич на хлопоты. Наконец в 1907 году в журнале «А-кедем» появилось объявление, гласящее, что «Министерство высшего образования разрешило барону Давиду фон Гинцбургу открыть Высшую школу еврейских знаний под названием “Курсы востоковедения” в Петербурге». Журнал опубликовал программу курсов, включавшую научный анализ Танаха и Талмуда, еврейскую и всеобщую историю, философию, языки, литературу и искусство народов Востока, психологию, педагогику. Очевидно, что выпускники курсов должны были иметь солидную эрудицию. Еврейская энциклопедия писала, что учредители видели задачу курсов в том, чтобы «создать интеллигентный элемент среди евреев, который сумеет с успехом отвечать духовным и научным потребностям русского еврейства, служить его интересам в качестве общественного раввина или учителя и содействовать сохранению в целом заветов прошлого».

Предполагалось, что преподавать на курсах будут лучшие в городе историки, востоковеды, лингвисты, знатоки еврейской литературы: Л. Каценельсон, И. Маркон, С. Дубнов, Д. Гинцбург, А. Зарзовский, А. Каменецкий, М. Вишницер, Г. Слиозберг, А. Карлин, М. Гольдштейн. Ректором курсов стал их учредитель Д. Гинцбург.

Занятия с января 1908 года проходили в помещении еврейской гимназии Г. Эйзенбета в Никольском переулке, 7. Вскоре курсы востоковедения переехали на Восьмую линию, в дом, где жил Дубнов. Здесь же было устроено студенческое общежитие. В 1911 году курсы перевели на Шестую линию, 5, а в июле 1913 года они окончательно обосновались в помещениях еврейской богадельни на Пятой линии. До кончины Д. Гинцбурга в 1910 году занятия иногда проходили в его доме. По словам Дубнова, барон не придерживался строгой программы. Он приглашал студентов в свою огромную библиотеку, где на столах лежали редкие фолианты, брал какой‑нибудь классический еврейский труд и предлагал одному из студентов читать вслух, а сам объяснял непонятные места.

С. Дубнов в своей «Книге жизни» неоднократно неодобрительно отзывался о качестве преподавания в «еврейской академии». По его мнению, лишь Каценельсон, Вишницер да он сам учили хорошо, «а в остальном был полнейший хаос». Д. Гинцбург считал ересью критический подход Дубнова к еврейской истории, а тот, в свою очередь, вообще отказывался признать в бароне ученого и видел в нем лишь эрудированного дилетанта. Характер у Семена Марковича был нелегкий.

После смерти Д. Гинцбурга ректором стал Л. Каценельсон. Но финансовый источник курсов иссяк. Руководство с трудом собирало деньги только на оплату помещения и помощь бедным студентам, профессора работали бесплатно. Зато барон уже не мог помешать реформе преподавания, которая тормозилась его консерватизмом. В 1913 году курсы получили, наконец, более просторное помещение в здании богадельни, где просуществовали еще два года. Хотя справочники называли их «еврейской академией», это все же было небольшое частное учебное заведение, поддерживаемое семьей Гинцбургов и другими филантропами. Идейные конфликты, давление властей, недостаток средств не способствовали превращению курсов в полноценный еврейский вуз. Следующий шаг в этом направлении был сделан в 1919 году с открытием Еврейского университета.

* * * 

Одним из самых эрудированных студентов на Курсах востоковедения был высокий сутулый блондин, выходец из набожной хасидской семьи Йехиэль Равребе. Он родился в 1882 году в местечке Барановка Волынской губернии. Все местные евреи были хасидами, приверженцами Макаровского цадика.

На Курсах востоковедения это был один из первых студентов. Он поражал всех глубоким знанием Танаха, раввинской литературы, иврита, арамейского языка. Юноша отличался такой застенчивостью и деликатностью, что почти не имел друзей. Никто не знал, что он женат, его жена Эсфирь Марковна приехала в Петербург много позднее. Б. Д. Иоффе, дочь петербургского раввина Каценеленбогена, детям которого Йехиэль преподавал иврит, рассказывала, что ее мать все недоумевала, почему такой приятный молодой человек уклоняется от любых попыток ее сосватать.

В первые годы учебы на курсах Равребе жил в общежитии на Восьмой линии. Никого не удивляло, что он занял там отдельную комнату, так велик был авторитет этого скромного студента. Однако официального права на жительство в столице ему получить не удавалось. В конце концов, барон Гинцбург выхлопотал Равребе вид на жительство в качестве мастера по изготовлению чернил.

Йехиэль Израилевич был прирожденным ученым, книжником и сторонился бурной общественной жизни. Однако у него были свои увлечения и привязанности. Он посещал Общество любителей древнееврейского языка и Общество любителей еврейской литературы. Будучи поэтически и музыкально одаренным, он перевел на иврит диалоги к опере Сен‑Санса «Самсон и Далила», поставленной в Тенишевском училище режиссером Голинкиным. Стихи Равребе получили признание. В девятисотых годах он печатался в таком солидном литературном журнале на иврите, как «А‑шилоах», в котором работал Х. Н. Бялик. З. Рубашов вспоминал, как Йехиэль читал ему свои стихи, полные романтических мотивов.

В 1926 году в «Еврейской летописи» появилась статья Равребе «Свадьба макаровского цадика», являющаяся ценным свидетельством о жизни российских хасидов. В 1928 году в «Еврейской старине» была напечатана его работа, посвященная лжемессианскому движению Шабтая Цви.

В то время число еврейских научных изданий в России резко сократилось. Некоторые труды Равребе печатал за границей, но в Советском Союзе их уже мало кто мог оценить — многие еврейские ученые эмигрировали. Равребе остро чувствовал, что нужно спасать еврейские источники от гибели. Он писал: «Не пора ли еврейским историкам, этнографам, композиторам и бытописателям взяться за разбор нашего наследия… пока мировая буря не рассеяла его остатки по семи морям?..»

В 1934 и 1935 годах в Ленинграде были выпущены два сборника информационных бюллетеней еврейской группы отдела национальностей Публичной библиотеки. Равребе не только редактировал сборники, но и поместил в них наиболее весомый материал с описанием фонда старинных рукописей. Бюллетень размножался на мимеографе мизерным тиражом. Это было последнее еврейское периодическое издание в Ленинграде. Широкий научный резонанс вызвала статья Равребе «О клинописных текстах из Рас‑Шамра», опубликованная в 1935 году в «Известиях АН СССР».

В конце тридцатых годов ученого арестовали. Некоторое время он сидел в Крестах, и передачи ему носила его бывшая ученица Б. Д. Иоффе. В Эрец-Исраэль Д. Кривицкий с помощью З. Рубашова и Х. Н. Бялика сумел выхлопотать для Равребе сертификат на въезд в Палестину. Документ переслали британскому консулу в Москве, но было уже поздно.

В плеяде еврейских ученых нового времени Йехиэль Равребе был звездой первой величины. К сожалению, взошла она в период заката еврейской жизни в России.

* * *

С домом № 50 на Пятой линии связаны истории нескольких еврейских добровольных обществ, возникших в Петербурге в начале XX века. Это время характерно повышением интереса к творческому наследию народов, населявших Российскую империю 

В 1908 году усилиями И. Оршанского, И. Лернера, С. Гинзбурга, С. Дубнова, П. Марека, С. Раппопорта, М. Винавера и других ученых и общественных деятелей было создано Еврейское историко-этнографическое общество (ИЭО). Его целью, согласно уставу, являлось собирание и изучение материалов о прошлом и настоящем еврейских общин России и Польши. Возглавил общество известный адвокат, депутат Первой государственной думы М. М. Винавер. Товарищами председателя стали С. М. Дубнов и просветитель М. И. Кулишер. Активно участвовали в работе общества С. Гольдштейн, М. Сыркин, Л. Штернберг, И. Шефтель, Г. Слиозберг, С. Лозинский, И. Клейнман, С. Цинберг.

С января 1909 года ИЭО издавало журнал «Еврейская старина», который публиковал много ценных документов, мемуаров, статей по истории еврейских общин. Общество собрало значительную коллекцию еврейских рукописей и книг. Функционировало оно только в Петербурге, отделений в других городах не имело. После эмиграции М. Винавера, а затем и С. Дубнова председателем ИЭО и редактором журнала с 1924 года стал профессор Л. Штернберг. С 1927 года обществом руководил С. Цинберг. ИЭО неоднократно меняло адреса: Каляева, 25 (квартира М.Винавера), Некрасова, 35 (квартира Ю.Гессена), Седьмая Советская, 6, Рылеева, 8. Однако определенно известно, что с 1913 года большинство лекций устраивались в доме № 50 на Пятой линии Васильевского острова. Просуществовало ИЭО до 1930 года.

В том же доме № 50 под председательством М. М. Винавера в 1915 году было основано Еврейское общество поощрения художеств. Товарищем председателя стал известный скульптор И. Я. Гинцбург. Планы у общества были обширные: открывать библиотеки, школы, классы и курсы, устраивать выставки, лекции и дискуссии по вопросам искусства с приглашением знаменитых мастеров, издавать альбомы и книги, объявлять творческие конкурсы, учреждать стипендии. К сожалению, революция помешала осуществить большинство планов. До 1917 года общество организовало несколько выставок и конкурсов. После отъезда М. Винавера за границу оно скорее всего распалось.

В устройстве Еврейского музея при ИЭО главную роль сыграл С. А. Раппопорт, известный еврейский писатель, печатавшийся под псевдонимом С. Ан-ский. Он родился в 1863 году в Витебске в ортодоксальной семье. Получил традиционное еврейское образование. Читать по-русски выучился только в семнадцать лет. В юности Ан-ский увлекся идеями народничества, но из деревни, где он вел пропаганду, его выслали как еврея. В 1894 году Ан-ский эмигрировал и стал секретарем Петра Лаврова. За границей начался его возврат к еврейству. В 1905 году Семен Акимович приехал в Россию и стал много писать по-еврейски и по-русски. Он стал автором гимна Бунда «Ди швуэ» («Клятва») и знаменитой пьесы «А‑диббук», ставшей классической еврейской драмой.

В 1911–1914 годах Ан-ский возглавил еврейскую Этнографическую экспедицию в Подольскую, Волынскую и Киевскую губернии, организованную на средства семьи Гинцбург. В ней участвовали фольклористы Ю. Энгель и З. Киссельгоф, художник С. Юдовин. В 1916 году усилиями Ан-ского на основе добытых экспедицией материалов удалось открыть Еврейский музеи. Он имел этнографический, исторический, музыкальный и художественный отделы, где были собраны более тысячи экспонатов: восковые валики с записями народных песен, рукописи, старопечатные книги, фотографии старинных синагог, бытовых сцен, утварь, одежда, украшения.

Разместился музей все в том же доме № 50 на Пятой линии. Интересно, что в период организации музея в богадельне жил и сам Ан-ский. По-видимому, именно здесь он впервые прочел отрывки из пьесы «А‑диббук». Ее поставили в студии «Га‑бима» в Москве.

В сентябре 1918 года Ан‑ский бежал от большевиков в Вильно, переодевшись священником. Там он основал историко‑этнографический музей и культурную лигу. В 1919 году во время погрома погиб его друг, писатель и журналист Вайтер. Ан-ский тяжело переживал смерть товарища, что отразилось на его больном сердце. В 1920 году Ан-ский перебрался в Варшаву, где заболел и умер 9 ноября.

В 1918 году, после бегства Ан‑ского, власти опечатали Еврейский музей «ввиду слухов о расхищении вещей». С. Дубнов пытался протестовать: писал в Академию наук, ходил в комиссариат по еврейским делам, который располагался в здании Министерства просвещения у Чернышева моста, но безрезультатно. Музей открылся вновь только в 1923 году.

В эти годы он пополнился новыми экспонатами, в частности картинами еврейских художников Ю. Пэна, Н. Альтмана, С. Чернова, Л. Тышлера, С. Юдовина Последний стал хранителем музея и переехал со своей семьей в здание богадельни. Председателем музейной комиссии назначили И. Я. Гинцбурга. После него эту должность занял А. М. Брамсон. О деятельности музея в 20‑е годы есть несколько свидетельств в «Еврейской старине», «Еврейском вестнике» и других источниках. Благодаря заботам Юдовина в музей в эти трудные времена продолжали поступать экспонаты, особенно предметы искусства. В 1928 году он располагал 1500 фотографиями, 350 фонографическими валиками, 350 книгами.

В 1927 году удалось организовать этнографическую экспедицию. Денег, выделенных ИЭО, хватило только на проезд. В Институте русской литературы АН СССР достали валики для записи песен, часть из них пришлось купить па «черном рынке» за собственные деньги. Экспедиция побывала в Житомирской и Хмельницкой областях. Собранные материалы пополнили экспозицию музея.

Окончательно закрыли Еврейский музей в 1933 году. Культовая часть коллекции попала в Ленинградский государственный музей этнографии народов СССР, а архив был передан в Киевский институт еврейской пролетарской культуры. Есть свидетельства, что фонды этого института во время войны попали к немцам и были уничтожены. Что касается Ленинградского музея этнографии, то в нем до сих пор хранятся несколько сундуков из Еврейского музея. Фонографические валики, возвращенные в Пушкинский дом, также сохранились. Считается, что часть экспонатов была подарена в 1938 году Еврейскому музею имени Менделе Мойхер-Сфорима в Одессе. Что с ними стало в годы войны – неизвестно. 

Литейный и Пески

В Московской, Литейной и Рождественской частях города когда-то была сосредоточена еврейская культурная и общественная жизнь. Здесь находились редакции журналов и газет, штаб-квартиры политических партий, театры, концертные залы, клубы, школы, библиотеки, различные любительские кружки, общества и объединения. По переписи 1868 года в Московской части жили 423 еврея, в Рождественской — 146 евреев, в Литейной — 229 лиц иудейского вероисповедания.

В доме № 70 по Загородному проспекту провел детство О. Э. Мандельштам — крупный русский поэт, входивший в начале двадцатого века вместе с Н. С. Гумилевым, А. А. Ахматовой, С. М. Городецким, Б. А. Садовским в группу акмеистов.

Мандельштам родился в 1891 году в Варшаве в семье купца второй гильдии. Учился в Тенишевском училище, в Сорбонне и Гейдельберге, затем на романо‑германском отделении Петербургского университета. Печататься начал в 1910 году в журнале «Аполлон». В июне 1911 года крестился в протестантской церкви в Выборге. Первую книгу стихов «Камень» выпустил в 1913 году. Последний раз напечатался при жизни в 1933 году в журнале «Звезда». В том же году Мандельштам написал и прочитал друзьям обличительные стихи о Сталине. В марте 1934 года его арестовали и сослали на три года. В мае 1930 года поэта снова арестовали и осудили на пять лет лагерей. Погиб он, по официальным сведениям, 27 декабря 1938 года.

* * *

В конце Загородного проспекта установлены два памятника работы академика И. Я. Гинцбурга: Г. В. Плеханову у Технологического института и Д. И. Менделееву в сквере Института метрологии имени Менделеева.

Сам Технологический институт тоже связан с еврейской историей. Между 1872 и 1876 годами в нем учился один из первых евреев‑народников Аарон Либерман. Либерман приехал в Петербург после провала народнического кружка Зунделевича, существовавшего в 1872 году в Виленском раввинском училище. Если большая часть евреев-революционеров считала бесполезным «хождение» в собственный народ, так как, по их мнению, мелкие лавочники и ремесленники народом не являлись, то Либерман был первым, кто решил вести пропаганду среди еврейского населения, учитывая его национальные и культурные особенности. Уехав за границу, Либерман основал в 1876 году в Лондоне первый в истории Еврейский социалистический рабочий союз, просуществовавший восемь месяцев. Программа организации была написана им самим на изысканном библейском иврите, к которому революционер питал особую любовь.

Через год, в Вене, Аарон Либерман выпустил первый социалистический журнал на иврите «А‑мес» ( «Правда»). Несмотря на то, что вышло всего три номера, издатель успел отсидеть за него девять месяцев в немецкой тюрьме. Неудачное начинание Либермана ясно показало, что иврит, мало тогда известный простому народу, не может стать средством революционной пропаганды. Для этой цели больше подходил идиш, избранный впоследствии Бундом.

* * *

На Загородном проспекте стоят два больших однотипных здания. В доме № 23 в десятые-двадцатые годы находилась известная еврейская просветительная организация Общество для распространения просвещения между евреями в России (ОПЕ), о котором уже рассказывалось во второй главе. Приведем некоторые сведения о последнем десятилетии существования общества.

В Первую мировую войну ОПЕ помогало дать образование детям еврейских беженцев. Только в 1914–1917 годах общество открыло 370 школ для 30 тысяч учащихся с годовым бюджетом в один миллион рублей. И после революции активисты еврейского просвещения в Петрограде продолжали работать.

С 1910 но 1917 год общество выпускало ежемесячный журнал, который до 1912 года назывался «Вестник ОПР», а потом «Вестник еврейского просвещения». Редактором был Я. Б. Эйгер. В последние годы журнал стал выходить с приложением на идише и иврите.

ОПВ существовало до 1929 года. В последнее время его активная просветительная деятельность сменилась научно-исследовательской. 

* * *

На улице Достоевского недалеко от Владимирской площади, между Свечным переулком и Малой Московской улицей стоит небольшой ничем не примечательный дом № 16, в котором несколько лет, непосредственно перед революцией и сразу после нее, располагалась одна из старейших еврейских общественных организаций: Общество ремесленного и земледельческого труда среди евреев России (ОРТ).

ОРТ, как и ОПЕ, первоначально создавалось для преображения жизни российских евреев в духе идей Хаскалы. Но если ОПЕ делало упор на культурно‑просветительную деятельность, то ОРТ, как это следует из его названия, стремилось изменить социально-экономическую структуру еврейского местечка. Лозунг ОРТа был таким: «От торговли и посредничества — к ремеслу и земледелию». Приобщение евреев к ремеслам означало появление рынка квалифицированной рабочей силы в черте оседлости и, стало быть, возможность быстрого развития там капиталистического производства.

Общество возникло в 1880 году в Петербурге главным образом благодаря усилиям знаменитого С. С. Полякова. За полвека своей деятельности оно проделало огромную работу. Первое обследование экономического положения еврейского населения было проведено в 1887 году. В 1906 году общество уже располагало фондом в 400 тысяч рублей. Сначала оно занималось в основном профессиональной подготовкой еврейской молодежи. Затем организация стала выдавать ссуды ремесленникам и крестьянам, помогать создавать изделия кустарных промыслов, развивать сеть ремесленных училищ, курсов и ремесленных классов при начальных еврейских учебных заведениях. Популярность ОРТа в народе росла, тем более, что диплом об окончании ремесленного училища давал право на жительство вне черты оседлости.

В 1916–1917 годах в Петрограде выпускался ежемесячный журнал ОРТа на русском языке «Вестник трудовой помощи среди евреев», в котором печатались Л. М. Брамсон, М. Уриелев, Б. Д. Бруцкус.

В 1914 году ОРТ организовало ссудную кассу имени Я. М. Гальперна для предоставления беспроцентного кредита еврейским ремесленникам Петербурга. Годовой бюджет ОРТа достиг 25–50 тысяч рублей. Особое значение общество приобрело во время Первой мировой войны, когда направило все свои ресурсы на оказание помощи еврейскому населению, пострадавшему от военных действий.

Помимо С. С. Полякова в актив ОРТа входили Я. М. Гальперин, М. Бомзе, И. А. Вавельберг, Д. Г. Гинцбург, Д. С. Поляков, Г. Б. Слиозберг, Л. М. Брамсон — люди, известные в еврейских общественных кругах.

После революции ЦК ОРТа переезжает в Берлин, и общество становится международной организацией. С 1922 по 1938 год ОРТ участвовало в программе помощи новым еврейским сельскохозяйственным поселениям в Крыму и Украине. Для этого в СССР были открыты представительства ОРТа. В Ленинграде в 20‑е годы уполномоченным ОРТа был Л. Я. Офман. Общество закупило на Западе и безвозмездно передало СССР сельскохозяйственную технику, племенной скот, семена и многое другое.

* * *

Небольшая тихая улица Рубинштейна интересна нам не из-за своего названия, а потому, что в 10–20‑х годах на ней находился целый ряд еврейских организаций.

В доме № 34 в 1915–1917 годах располагалась синагога Московского района. В этом же доме в 1917 году находилось Общество для доставления начального образования еврейским детям Петрограда («Иврио»). Вероятно, синагога и общество тесно взаимодействовали, так как у них были общий секретарь М. М. Брумберг и казначей Д. Е. Хавкин. Председателем общества избрали М. Р. Кревера, товарищем председателя — известного фабриканта Д. Л. Зива.

В середине 1917 года в доме № 34 действовало Петроградское еврейское учительское общество. В его комитет входили известные деятели еврейского просвещения: Х. Х. Фиалков, С. Л. Каменецкий, З. А. Киссельгоф, М. Е. Мотылева, Г. Л. Аронович, Э. С. Александрова, Б. А. Альперин, М. М. Чернин, В. Л. Гендлер, Л. Л. Голомб. К сожалению, просуществовало оно недолго.

В 1925 году вместо вышеупомянутых организаций в дом № 34 вселились две еврейские профтехшколы, готовившие слесарей, токарей и швей. Через два года обе школы объединились.

В конце 1918 года в реквизированном у буржуев доме № 14 по улице Рубишшейна разместился Институт высших еврейских знаний, а после его переезда в 1925 году на Стремянную улицу, помещение занял Еврейский клуб имени Я. М. Свердлова. Рядом с ним на втором этаже дома № 12 до поры до времени мирно уживалось еще одно общество «Иврио», организованное хасидами. В 1928 году хасидов вытеснил Еврейский дом просвещения, переехавший вскоре на улицу Некрасова, 10.

В расположенном рядом с улицей Рубинштейна доме № 6 по Загородному проспекту в 1912–1917 годах проходили занятия Вечерних курсов библейского языка и библейской истории для еврейских учащихся средних и высших учебных заведений. Сами курсы находились в принадлежавшем еврейской общине доме на улице Декабристов, 42. Учредил их петербургский общественный раввин и видный деятель ОПЕ М. Г. Айзенштадт. Курсы были созданы, очевидно, для того, чтобы воспрепятствовать быстрому отделению от еврейства молодежи, поступившей в русские учебные заведения. Сегодня нам ясно, что реальных результатов эта инициатива не дала.

Улица Рубинштейна дом № 14 и Стремянная улица дом № 18: это адреса Института высших еврейских знаний, действовавшего в Ленинграде в советское время. Проблема светского еврейского образования стояла в России на повестке дня не один десяток лет. Главная роль в его организации принадлежала ОПЕ, который даже издавал специальный педагогический журнал «Вестник еврейского просвещения». Однако до Первой мировой войны выше среднего образования евреи не получали, хотя необходимость в еврейской светской высшей школе явно ощущалась.

В последние годы перед революцией началась подготовка к открытию первого в России еврейского вуза. Были приглашены преподаватели, разработана программа. На Стремянной улице приобрели дом № 18, принадлежавший бывшему члену Государственной думы Л. Н. Нисселовичу. Деньги пожертвовали супруги Крейнины. По плану там должны были находиться Высшая школа еврейских знаний, библиотека с читальным залом, издательство, книжный склад, педагогический музей, канцелярия ЦК ОПЕ и редакция «Вестника просвещения». Революция помешала осуществлению проекта в полном масштабе, но сама идея не умерла. В феврале 1919 года Еврейский университет был все же открыт на набережной Красного Флота  в бывшем особняке Я. С. Полякова.

В том же году, в августе, он переехал на улицу Рубинштейна, 14, а затем на Стремянную в дом Нисселовича. Институт высших еврейских знаний, как он стал вскоре называться, имел литературно‑филологический и историко‑социальный факультеты. Обучение продолжалось три года. Ректором назначили С. Г. Лозинского, ученым секретарем С. Л. Цинберга. Институт ставил своей целью подготовку педагогов, а также квалифицированных работников во всех областях еврейских наук. При нем работали секции (в то время они назывались комиссиями), где можно было факультативно изучать, например, вопросы права, этики, медицины и даже сельского хозяйства в Танахе и Талмуде. Одновременно был образован народный лекторий.

Уровень преподавания поддерживался высокий. До 1922 года еврейскую историю читал С. М. Дубнов, экономику вел профессор И. М. Кулишер — сын члена ЦК ОПЕ М. И. Кулишера. Лекции по философии иудаизма читал А. З. Штейнберг, который также являлся членом правления института. Среди педагогов выделялся и уже известный нам Йехиэль Равребе, читавший лекции о связи иврита с арабским языком. Заметную роль в жизни института играл ученый секретарь С. Л. Цинберг. Он, казалось, успевал везде: выдающийся инженер-химик, начальник главной лаборатории Путиловского завода, Цинберг многое сделал в области еврейского просвещения, истории и культуры. До революции он был активным сотрудником ОПЕ, автором статей но еврейскому рабочему движению в Еврейской энциклопедии, соредактором сборника «Пережитое». После 1917 года Цинберг входил в редакцию журнала «Еврейская старина», был председателем ОПЕ. Не считая себя религиозным, он был очень предан еврейской традиции, и его часто видели в синагоге. Почти все свободное время Цинберг проводил в Азиатском музее, где занимался историей еврейской литературы. Результатом явился большой труд, опубликованный на идише в Вильно в тридцатых годах.

Первый еврейский вуз просуществовал до 1925 года. Закрылся он не сразу. Некоторые преподаватели эмигрировали, другие стали работать в ОПЕ, ИЭО, Публичной библиотеке. Сборник «Еврейский вестник» 1928 года о существовании в Ленинграде высшего еврейского учебного заведения уже не упоминает, хотя аналогичные вузы в других городах еще существовали. 

* * * 

Кроме Еврейского университета в доме № 18 на Стремянной улице в 1918–1928 годах работала библиотека ОПЕ, основанная Л. Я. Гаркави еще в 1878 году и переехавшая сюда из дома № 42 по улице Декабристов. Как сообщает «Еврейский вестник», в 20‑е годы это было одно из богатейших в Европе собраний литературы по иудаизму. В последние годы библиотека пополнялась преимущественно семейными книжными коллекциями, подаренными наследниками Я. М. Гальперина, Л. М. Каменецкого, С. Е. Вейсенберга. Например, ценная библиотека Я. Х. Яновского содержала свыше четырехсот томов. Библиотека ОПЕ обменивалась книгами с Институтом белорусской культуры, кафедрой еврейской культуры Украинской Академии наук, Еврейской национальной и университетской библиотекой в Иерусалиме, еврейскими библиотеками Берлина и других городов Европы. В рукописном отделе библиотеки трудился все тот же неутомимый С. Л. Цинберг, который сумел описать более девятисот рукописей и фрагментов, в том числе отрывки из труда Ибн Гвироля, исторический труд Лехно, произведения караима Шломо бен Йерухима, отрывки из трудов Моше ибн Эзры.

«Еврейский вестник» отмечал, что популярность библиотеки росла. В 1927 году читальный зал был открыт три раза в неделю. За десять с половиной месяцев было зарегистрировано 4050 посещений.

Рядом с Владимирской площадью, на Колокольной улице, 9 находился комитет Общества охранения здоровья еврейского населения (ОЗЕ). Эта организация, учрежденная в 1912 году, просуществовала всего несколько лег, но успела сыграть важную роль в жизни российского еврейства. В уставе ОЗЕ было сказано, что «…оно имеет целью изучать санитарно-гигиенические условия среди евреев, распространять среди них правильные гигиенические сведения, способствовать научной постановке общественно-врачебного дела и вообще содействовать охранению здоровья еврейского населения».

В первые годы своей деятельности ОЗЕ издавало брошюры на идише, устраивало лекции, собирало статистику о медицинской помощи в черте оседлости, организовало детские лечебные колонии в Евпатории и Друскенинкае. Разразившаяся вскоре война потребовала прежде всего позаботиться о раненых и беженцах, хлынувших в глубинные районы России. ОЗЕ открывало лечебницы, туберкулезные санатории, дома для инвалидов войны, детские санатории, детские консультации «Типат халяв», снабжало нуждающихся бесплатными лекарствами.

Треть расходов общества покрывало правительство, остальное добавляли благотворители. Во время войны бюджет ОЗЕ резко увеличился. В 1915 году на нужды бедствующего еврейского населения было истрачено 300 929 рублей, в 1916  1 200 336 рублей, в 1917 — 2 027 613.

За время своего существования общество открыло 85 амбулаторий, 15 больниц, 81 детский санаторий, а также два туберкулезных санатория в Алуште и Евпатории. Тысячи евреев были обязаны ОЗЕ здоровьем и даже жизнью. 

* * *

Недалеко от библиотеки ОПЕ, рядом с нынешним кинотеатром «Художественный», на Невском проспекте, в квартире № 30 в 1910 году находилось Общество для урегулирования еврейской эмиграции. Начиная с 1881 года эмиграция являлась важнейшим фактором в еврейской жизни. Однако выезд евреев за границу плохо регулировался общественными организациями. В то же время массовость этого процесса и серьезность причин его породивших, вызывали пристальное внимание еврейских общественных деятелей.

Уровень эмиграции тесно связан с погромами, усилением антиеврейских законодательных мер и революцией 1905–1907 годов. Из России в США за 1880–1914 годы эмигрировали 1 369 412 евреев. Если добавить тех, кто уехал в Канаду, Англию, Аргентину, Южную Африку и другие страны, получится внушительная цифра: около двух миллионов человек.

Среди представителей других народов, эмигрировавших из России в Америку, евреи были в подавляющем большинстве. Эмиграция в Эрец‑Исраэль в те годы оставалась незначительной: около тысячи человек в год. Содействие переселенцы могли получить в Палестинском комитете в Одессе.

Первой организацией, которая взяла на себя упорядочение эмиграции и помощь беженцам, была ЕКО. Со временем стали издаваться справочные пособия для эмигрантов.

Общество для урегулирования еврейской эмиграции было основано в Петербурге в 1907 году. Оно пыталось защитить переселенцев от злоупотреблений со стороны властей, устраивало столовые и постоялые дворы в пограничных пунктах, издавало руководства, знакомило потенциальных эмигрантов с условиями жизни в разных странах, входило в сношения с заграничными учреждениями, оказывающими помощь беженцам. В правлении общества были двенадцать человек. Годовой взнос составлял от двух до десяти рублей.

Хотя из самого Петербурга за границу уезжали немногие, именно столичные евреи взяли на себя существенную часть забот о переселенцах. Лидеры же еврейства, как, например, С. М. Дубнов, уже тогда беспокоились о том, сохранят ли «новые американцы» национальные традиции, останутся ли они евреями. Ведь несмотря на то, что поток эмиграции не оказывал, в сущности, влияния на уровень еврейского населения, так как уравнивался естественным приростом, уезжали все же наиболее способные и динамичные.

Это привело впоследствии к утрате русскими евреями значительной части духовного потенциала. Проще говоря, эмиграция культурно обеднила евреев России, ведь уехали «властители дум» того времени: Шолом‑Алейхем. Х. Н. Бялик, Ахад‑а‑Ам, С. Черниховский, З. Шнеур, Ш. Аш, С. Дубнов.

* * *

Между улицами Некрасова и Жуковского протянулась маленькая тихая улица Чехова. Здесь, в доме № 6, шестиэтажном здании из глазурованного кирпича, построенном в псевдорусском стиле и отдаленно напоминающем терем, в конце прошлого века находилось издательство газеты «Новое время», которая одной из первых в послереформенной России занялась травлей евреев.

В 1880 году, в относительно либеральное царствование Александра II, в этой газете была опубликована статья «Жид идет», утверждавшая, что приобщение евреев к русской культуре усиливает их отрицательное влияние на коренное население. Появление такого материала во влиятельной правой газете означало переход к открытой антисемитской политике правительства. Издателем «Нового времени» был небезызвестный Алексей Суворин. Регулярно сотрудничал в газете крупнейший религиозный философ В. Розанов, автор целого ряда антисемитских статей.

В доме № 5, напротив редакции «Нового времени» в 1927–1928 годах располагался ленинградский комитет Еврейской коммунистической рабочей партии. Секретарем комитета был В. М. Борохович. Эта партия образовалась в результате раскола Еврейской социал‑демократической рабочей партии  и выхода из нее левого крыла. ЕКРП не поддерживала связей с сионистами, считая несовместимыми интересы буржуазного сионизма и еврейского пролетариата. 

* * *

До революции в Петербурге, по-видимому, не существовало еврейского театрального коллектива, хотя любительские, а иногда и профессиональные труппы приезжали на гастроли. В начале века, с усилением еврейской культурной жизни, были предприняты первые шаги по созданию еврейского театра. Например, в уставе Еврейского литературного общества было записано, что при обществе будет действовать театральная секция, а устав Еврейского литературно-художественною общества имени Л. Переца сообщал, что общество желает содействовать становлению еврейского театра. Наконец в 1916 году в доме № 91, на углу Саперного и Митавского переулков открылось Еврейское театральное общество. Однако дальше благих намерений дело, к сожалению, не пошло: общество практически не функционировало.

Однако идея уже носилась в воздухе, и ее удалось реализовать вскоре после революции. В 1919 году Центральный комиссариат по еврейским делам основал в Петрограде театральную студию. В 1921 году ее перевели в Москву, где в результате слияния с местным театральным коллективом возник Государственный еврейский камерный театр (ГОСЕКТ), переименованный затем в Государственный еврейский театр (ГОСЕТ), который просуществовал почти тридцать лет и стал самым известным еврейским театром в истории России.

Художественным руководителем ГОСЕТа до 1929 года являлся выдающийся режисер Л. М. Грановский, впоследствии эмигрировавший за границу. В оформлении спектаклей участвовали такие знаменитые художники, как М. Шагал, Н. Альтман, Р. Фальк, Л. Тышлер. Но почитатели театра связывают его успех, прежде всего, с именем С. Михоэлса, народного артиста СССР, лауреата Сталинской премии, председателя Еврейского антифашистского комитета.

Соломон Михайлович Новей родился в Двинске в 1890 году в религиозной семье. Он учился в хедере, Рижском реальном училище, Киевском коммерческом институте, на юридическом факультете Петроградского университета. После окончания университета получил приглашение от Пролеткульта преподавать математику в школе, но стал студентом театральной студии А. Н. Грановского.

В театре, игравшем на идише, ставили мировую и еврейскую классику, пьесы современных советских авторов, и С. Михоэлс, как правило, исполнял главные роли.

Пока студия находилась в Петрограде, у нее не было своей сцены, так что указать какой-то определенный адрес трудно. В 30–40‑е годы ГОСЕТ не раз гастролировал в Ленинграде, выступая обычно в Народном доме или во Дворце культуры промкооперации, а также в помещении Театра музыкальной комедии. Последний приезд ГОСЕТа летом 1948 года помнят многие ленинградцы. Спектакли шли в здании Большого драматического театра имени Горького. К тому времени Михоэлса уже не было на свете, да и ГОСЕТу оставалось жить считанные месяцы. Художественное руководство театром взял на себя близкий друг Михоэлса и прекрасный актер В. Л. Зускин. Театр показал восемь спектаклей. Зал был переполнен. Возможно, ленинградские евреи чувствовали, что больше не увидят любимый театр.

Сейчас очень трудно отыскать, где именно гастролировал в Петрограде театр‑студия «Габима» — единственный в СССР театр на иврите, существовавший до 1926 года под руководством Н. Л. Цемаха. То что театр действительно приезжал в Петроград, подтверждает сохранившаяся программка знаменитой пьесы С. Ан‑ского «А‑диббук» («Меж двух миров»), переведенной на иврит Х. Н. Бяликом. Поставил спектакль известный русский режиссер Евгений Вахтангов. Декорации и костюмы создал Натан Альтман. У этого смелого начинания было большое будущее: сейчас «Габима» — ведущий драматический театр Израиля.

Адресные книги Петрограда и Ленинграда упоминают еще о двух еврейских театрах, существовавших после революции, но найти о них что-либо кроме адреса сложно. Еврейский драматический театр находился в 1922 году на Литейном проспекте в бывшем дворце княгини З. Юсуповой. Управлял театром П. Верховцев. В 1927 году на улице Ракова, 13, там, где сейчас находится Театр музыкальной комедии, помещался Ленинградский еврейский театр, которым руководил М. Т. Строев. Обе труппы играли на идише.

В 20‑е годы у многих нацменьшинств Ленинграда существовали свои национальные клубы и школы. Еврейский клуб, в котором нередко выступали любительские коллективы и народные хоры, находился до 1927 года на улице Некрасова, 7, а затем переехал в дом № 10 на той же улице.

* * *

Большой четырехэтажный дом № 21 на углу улицы Пестеля и Литейного проспекта был построен архитектором Дютелем в 1876–1877 годах. Здесь с 1927 по 1938 год жил С. Я. Маршак. Кому не известны его прекрасные переводы английской классики и замечательные детские стихи! Однако Маршак переводил не только Шекспира и Бернса, но и Бергельсона и Маркиша. В автобиографическом очерке «О себе» поэт пишет о своем детстве, о том, как непросто ему было поступить из-за процентной нормы в гимназию. Если бы не помощь В. В. Стасова и М. Горького, юноша вряд ли попал бы в Петербург и закончил свое образование в Англии.

* * *

Четырехэтажный дом с грифонами на углу Моховой и улицы Пестеля стоит осмотреть всем, кто интересуется историей хасидизма в России. Здесь с 1924 но 1927 год жил шестой Любавичский Ребе Иосиф Ицхак Шнеерсон. Он переехал в Ленинград вместе со своим ближайшим окружением — так называемым «двором» —из Ростова-на-Дону, куда цадика забросила Первая мировая война. На короткий срок Ленинград стал мировым центром любавичского хасидизма — Хабады. Как и в Ростове‑на‑Дону, Любавичах, Нежине, Гадяче, в квартире на Моховой проходили регулярные встречи Ребе с хасидами и знаменитые фарбринген‑хасидские собрания. На молитву иногда приходили 100–150 человек.

Евсекцию беспокоило влияние Ребе среди верующих. Власти подозревали, что Шнеерсон собрал немало денег на содержание хедеров, микв и синагог. В 1927 году Ребе был арестован и приговорен к смертной казни. Однако давление мирового еврейского общественного мнения и заступничество латвийского правительства привели к отмене приговора и высылке Шнеерсона за пределы СССР. Вместе с ним уехал из Ленинграда и его будущий зять Менахем Мендл, ставший впоследствии седьмым Любавическим Ребе.

* * *

По адресу Захарьевская, 25 в 1906–1917 годах жил присяжный поверенный М. М. Винавер. Еврейская энциклопедия указывает, что Винавер родился в 1863 году в Варшаве. Закончив в 1886 году Варшавский университет, он переехал в Петербург, где занялся адвокатской практикой, а затем и политической деятельностью, которая выразилась главным образом в основании Партии народной свободы. Винавер, человек высокой культуры и редкого обаяния, пользовался безусловным авторитетом среди членов партии. На выборах в Первую государственную думу, в которой кадеты получили большинство, Максим Моисеевич показал себя блестящим оратором. Он стал неофициальным лидером еврейских депутатов и, несмотря на то, что они принадлежали к разным партиям, сумел объединить их при голосовании по важным для евреев проблемам. Искусный политик, Винавер обеспечил поддержку кадетов в вопросе о равенстве нацменьшинств.

М. М. Винавер активно участвовал в еврейской общественной жизни. Он входил в правление петербургской общины. Являлся одним из организаторов Союза для достижения полноправия евреев в России, а затем Еврейской народной группы. Председательствовал в Еврейском обществе поощрения художеств и в Еврейском историко‑этнографическом обществе, которое одно время собиралось в его доме. Печатался в русско‑еврейской прессе, был членом ЦК ОПЕ, выступал защитником евреев после погромов в Кишиневе и Гомеле. Как и многие другие еврейские общественные деятели того времени, Винавер не соблюдал традиций, был далек как от сионизма, так и от Бунда. Его усилия были направлены на достижение евреями гражданских прав и на борьбу с антисемитизмом.

* * *

В конце улицы Чайковского в доме № 56 в 1925 году находилась 2‑я еврейская национальная школа, заведующей которой был Гольдгор. Действовала она недолго. В двадцатые годы в Ленинграде одновременно работали две или три еврейские школы, в 1930 году функционировала только одна на Васильевском острове.

* * *

Улица Чайковского заканчивается Таврическим садом. Когда-то этот сад вместе с прилегающим к нему участком вдоль Невы принадлежал фавориту Екатерины II князю Потемкину Таврическому. Здесь в 1783–1789 годах архитектор И. Е. Стасов построил для князя дворец, который является выдающимся памятником петербургской архитектуры конца XVIII века.

С еврейской историей Таврический дворец связан тем, что именно здесь заседала Государственная дума — первый русский парламент, который хотя и был ограничен в правах и сформирован на основе несправедливого избирательного закона, тем не менее, сумел сказать свое слово в защиту еврейского равноправия.

В составе Первой думы было двенадцать евреев: Л. Брамсон, Я. Брук, М. Винавер, Я. Иоллос, Н. Кацнельсон, Ш. Левин, М. Острогорский, С. Розенбаум, С. Френкель, М. Червоненкис, М. Шефтель, В. Якубсон. Еврейские депутаты российского народного собрания впервые порвали с позорной практикой своих коллег из Европы, уклонявшихся от прямой борьбы за еврейские права из страха быть обвиненными в необъективности. Голос еврейских депутатов Думы был ясно слышен на всех заседаниях по любым вопросам. М. Винавер возглавил борьбу за закон о гражданских правах. В. Якубсон участвовал в комиссии по расследованию Белостокского погрома.

Просуществовав всего семьдесят два дня, Первая дума была распущена. Депутат Я. Иоллос и московский профессор М. Герценштейн, крещеный еврей, активно выступавший по аграрному вопросу, были убиты черносотенцами.

Во Вторую думу вошли уже только четыре, а в Третью лишь два еврея. Заметной роли в политике они не играли.

* * *

Пройдем теперь по Потемкинской улице и повернем на улицу Восстания. Недалеко от Еврейского театрального общества на углу Баскова переулка и улицы Восстания, в доме № 25/28 в 1917–1918 годах находилось Общество для научных еврейских изданий. Оно было основано еще в 1906 году Ю. Гессеном, Д. Гинцбургом, Б. Каменкой, Л. Каценельсоном, М. Кулишером и М. Шефтелем, который являлся председателем Общества.

Общество ставило своей целью издание и распространение трудов на русском и других языках по истории и культуре еврейского народа. Пайщики этого объединения внесли по сто рублей и избрали двенадцать человек в комитет, который вел все дела в течение трех лет. Общество не являлось коммерческим предприятием, так как прибыль от продажи книг направлялась на подготовку новых изданий. Безусловно, главным событием в истории общества стал выпуск знаменитой Еврейской энциклопедии, осуществленный вместе с издательством «Брокгауз и Ефрон».

Недалеко от Общества для научных еврейских изданий в доме № 20 по Баскову переулку жил один из его учредителей, известный историк российского еврейства Юлий Гессен. До революции он занимал квартиру на Бассейной, 35. Между прочим, само общество до 1910 года также размещалось в этом здании.

Кроме Общества для научных еврейских изданий в этом доме одно время располагались редакции журнала «Еврейская старина» и Еврейское историко‑этнографическое общество.

* * *

Двигаясь по улице Некрасова в сторону Суворовского проспекта, мы переходим из Литейной в Рождественскую часть старого Петербурга. Район Рождественских (теперь Советских) улиц имел раньше и другое название —  Пески. Он никогда не был особенно богатым. Здесь жили квалифицированные ремесленники, фармацевты, люди свободных профессий. На Суворовском проспекте в доме № 2 действовала небольшая синагога.

Мы начнем прогулку по Пескам с большого пышного семиэтажного дома № 9 на углу Суворовского проспекта и 9‑ой Советской. В нем в 22 квартире торжественно открылось Общество еврейской народной музыки. В 1910 году оно сменило адрес и переехало на Садовую, 85.

Энтузиастами‑собирателями еврейского музыкального фольклора были С. Гинзбург, П. Марек и Ю. Энгель. В 1900 году Энгель организовал в Политехническом музее в Москве первый в России концерт еврейской музыки, сопровождавшийся лекциями.

Общество быстро росло и развивалось. Если вначале в него входила сотня энтузиастов, то в 1913 году их было уже 884, в том числе 410 участников в Петербургском отделении. Комитет учредил премию за лучшую еврейскую оперу. Отделения общества открылись в Москве, Харькове, Киеве, Риге, Симферополе, Ростове‑на‑Дону, Баку, Одессе. За первые пять лет своего существования общество провело множество концертов в различных городах, издало более сотни музыкальных произведений для голосов и разных инструментов. В комитет входили М. Гнесин, А. Житомирский, П. Львов, Л. Саминский, С. Розовский, Е. Шкляр, З. Киссельгоф, Д. Шор, С. Гинзбург и П. Марек. В 1916 году председателем общества стал В. С. Мандель.

Постепенно к фольклорным экспедициям за черту оседлости удалось привлечь не только энтузиастов-любителей, но и такие представительные учреждения, как этнографическое отделение и музыкально-этнографическую комиссию Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии и Азиатский музей Академии наук. Большую помощь в сборе еврейского фольклора оказала организованная С. Ан‑ским на средства из фонда барона Г. Гинцбурга экспедиция на Волынь и Подолию  в 1911–1914 годах. Фонографические записи вел замечательный деятель еврейского просвещения З. А. Киссельгоф. Деятельность общества дала толчок не только собиранию еврейских народных песен, но и активному музыкальному творчеству. А. Крейн и М. Гнесин написали несколько произведений на еврейские темы. Интересные теоретические исследования по древней и современной еврейской музыке были проведены Д. Маггидом, Р. Грубером, К. Заксом и М. Гнесиным.

* * *

Перейдем на соседнюю, 8‑ю Советскую улицу. До революции в Петербурге функционировали три еврейских литературных общества. Первое, образованное еще в 1908 году, находилось в доме № 25. Хотя разрешение на создание Еврейского литературного общества было дано на имя Л. Н. Нисселовича, С. М. Гинзбурга и С. Л. Каменецкого, его председателем и, вероятно, фактическим руководителем был С. М. Дубнов.

Общество ставило своей целью изучать и развивать литературу на иврите, идише и русском, издавать книги, журналы и газеты, устраивать музеи и выставки, чтения, беседы. Как было тогда принято, все входившие в общество разделялись на «действительных членов» (годовой взнос десять рублей), «членов-соревнователей» (взнос шесть рублей) и «членов-жертвователей» (три рубля). Правом голоса обладал каждый участник, независимо от величины взноса. Комитет состоял из восемнадцати человек.

Общество быстро окрепло и открыло отделения в Минске, Бердичеве, Орше, Нежине, Киеве, Сморгони и других городах и местечках. Всего на 1910 год насчитывалось 35 отделений и 850 членов. Однако через год Еврейское литературное общество закрыли согласно циркуляру Столыпина против культурно‑просветительных объединений инородцев, содействовавших пробуждению «узкого национального политического самосознания». Среди активистов общества, помимо уже названных, следует упомянуть Н. Цейтлина, Ю. Гессена, А. Идельсона, А. Раппопорта, М. Крейнина, В. Манделя, М. Ривесмана, С. Цинберга.

Осенью 1910 года, незадолго до закрытия, здесь успел выступить с лекцией известный философ и публицист Натан Бирнбаум, весной 1911 года свои рассказы читал приехавший из Варшавы И. Л. Перец. Важной стороной деятельности общества была выдача пособий нуждающимся еврейским писателям.

В 1911 году, вероятно, в связи с ликвидацией Еврейского литературного общества, в Петербурге образовалось новое объединение, названное Еврейским литературно‑научным обществом. До 1915 года оно размещалось на Садовой в доме № 81, а затем на Гороховой, 41. В него вошли те же общественные деятели, которые участвовали в разогнанном Еврейском литературном обществе, и просуществовало оно до 1918 года.

В 1916 году было учреждено Еврейское литературно‑художественное общество имени Леона Переца. Оно находилось на Рижском проспекте в доме № 48. Общество стремилось развивать литературу на идише и даже хотело создать еврейский театр на «жаргоне», как тогда было принято называть этот язык. Был основан фонд имени Л. Переца в тридцать тысяч рублей для издания оригинальной и переводной литературы на идише. 

* * * 

Пройдем теперь на 7‑ю Советскую улицу. В доме № 6 в 1915–1916 годах располагалось уже не раз упоминавшееся из-за своих частых переездов Еврейское историко-этнографическое общество, существовавшее в Петербурге-Ленинграде с 1908 по 1930 год.

Нет ничего удивительного в том, что общество носило такое название. История и этнография неразрывно связаны. Особенно это относится к евреям, которые в любой стране являются национальным меньшинством и нередко подвергаются влиянию традиций мажоритарных народов. С другой стороны, для евреев история всегда была предметом пристального внимания и даже элементом повседневной жизни, что неизбежно сказывалось на формировании лица нации.

Сохранять традиции и обычаи, изучать народный быт: такие призывы все громче зазвучали, начиная с 80‑х годов XIX века, то есть с того времени, когда традиционные формы еврейской жизни стали разрушаться. Активисты ИЭО С. М. Дубнов, Л. Я. Штернберг, С. Ан‑ский, Я. Б. Эйгер, А. М. Брамсон и другие сделали все, что смогли, чтобы в какой-то степени зафиксировать и сохранить следы быстро уходящего еврейского мира. Общество предложило издавать исторический журнал, впоследствии получивший название «Еврейская старина». К сожалению, архивы и библиотека общества пропали, по-видимому, безвозвратно. Печальная судьба постигла и экспонаты этнографического музея. Нам известно, впрочем, что в 20‑е годы в ИЭО велась активная работа. «Еврейский вестник» писал, что в музее общества хранились тысяча экспонатов, полторы тысячи фотоснимков, 350 фонографических валиков с записями народных мелодий и значительная коллекция нот.

Архив ИЭО располагал 43 подлинными пинкасами, 70 копиями и переводами, 200 рукописями, 160 старопечатными китами, коллекцией документов и писем на иврите, архивом С. Ан‑ского, материалами к указателю русско‑еврейской литературы, включавшему около 10 тысяч названий.

Работавшая при ИЭО комиссия по изучению еврейских древностей  занималась классификацией талмудического материала для последующего изучения специалистами в области медицины, педагогики, библейской критики и права. В обществе регулярно читались научные доклады по истории и этнографии евреев, подготовленные видными учеными.

* * *

В доме № 7 по 7‑ой Советской, в высоком здании с эркерами, в 1916 году находилось общество «Поаль цедек» («Честный труженик»), располагавшееся прежде на Гагаринской, 34. Общество содействовало обучению еврейских детей ремеслу. Председателем был Г. Р. Вольгке.

В этом же доме с осени 1916 года по май 1917 года издавался еженедельный печатный орган Бунда на русском языке — «Еврейские вести». Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) — это еврейская социалистическая партия, основанная в 1897 году на нелегальном съезде в Вильно. Не считая евреев самостоятельным народом, эта партия ограничивала свою национальную программу достижением гражданских прав и культурной автономии. В остальном бундовцы обычно поддерживали социал-демократов. Почти весь дореволюционный период Бунд действовал в подполье.

В Петербурге-Петрограде, где почти не было еврейского пролетариата, Бунд существенных позиций не имел. Тем более интересно, что именно здесь выходило партийное издание на русском языке, так как из-за запрета военных властей набирать книги еврейским шрифтом было невозможно.

Среди авторов «Еврейских вестей» можно встретить видных партийных деятелей и журналистов: Бен‑Ноэми, Е .С. Бреннера, М. Вильнера, Б. Гольдмана, Г. Гейликмана, С. Дубнову‑Эрлих, А. Золотареву, В. Стрелецкую‑Тсрешкович, Д. О. Заславского, В. А. Канторовича, М. Рафеса и Г. Эрлиха. После 1914 года дела Петроградской секции Бунда, отрезанной войной от губерний с преобладающим еврейским населением, пошли неважно. «Еврейские вести» существовали в основном благодаря активности Г. Эрлиха и М. Рафеса — единственных членов ЦК, находившихся в то время в столице.

* * *

Тут же, на Песках, на 3-ей Советской улице в доме № 16 до революции располагалась организация, которая, как и Русское общество для изучения еврейской жизни, тоже интересовалось евреями и еврейской культурой, но несколько в ином плане. Называлась она Обществом изучения иудейского племени и своей целью провозглашала «всестороннее изучение всех вредных качеств этого племени, его злокачественной религии и внутренних законов». Известно, что председателем общества был некий Н. Н. Жеденов.

Еврейские кладбища 

Трудно представить себе более «еврейское» место, чем еврейское кладбище. О чем только ни вспомнишь и что только не обдумаешь, находясь тут! Пройдите между могилами, и вам покажется, что вы знали всех, кто лежит под каменными плитами.

Но сначала необходимо сказать несколько слов о том, как устроено еврейское кладбище. В сущности, это просто участок земли для захоронения, однако такое определение не будет полным. Не случайно в религиозной литературе имеется несколько названий для этого скорбного места: «бейт кварот» — дом погребения, «бейт олам» — дом вечности, «бейт хаим» — дом жизни, «бейт моэд ле‑коль хай» — дом собрания всего живущего.

Так как мертвец и могила — источники ритуальной нечистоты, кладбища всегда размещали вне города. Тем не менее, это место свято, и все, что может рассматриваться как неуважение к усопшему, запрещено еврейским законом. В частности, на кладбище нельзя есть, пить, заниматься светскими делами.

Участки под могилы отводились обычно всем одинаковые, как напоминание о том, что смерть уравнивает бедного и богатого, простолюдина и знатного. Исключение составляли знаменитые раввины, имевшие семейные склепы. Иногда такой чести удостаивались и особо уважаемые члены общины, щедрые благотворители. Самоубийц, вероотступников и людей с дурной репутацией хоронили вне кладбища или у его дальней стены.

С древности евреи очень заботились о порядке на кладбище. Недаром говорили: «Еврейские гробницы чище, чем королевские дворцы». В средние века грамоты, жалованные европейскими феодалами еврейским общинам и определявшие их юридический статус, всегда включали пункты об охране еврейских кладбищ. За осквернение могил часто полагалась смертная казнь. Польско‑литовское законодательство подходило к этому вопросу чуть мягче.

Обычно евреи посещают могилы в годовщину смерти родных, а также в посты, в течение месяца элула (перед Рош hа‑Шана) и перед Йом‑Кипуром. В субботу и праздники ходить на кладбище не принято.

Так как кладбище — место ритуально нечистое, после его посещения необходимо совершить омовение рук. Коэнам — потомкам первосвященника Аарона — не только запрещено входить на кладбище, но и находиться в одном помещении с покойником. Однако участие в похоронах ближайших родственников — мицва и для коэна.

Первое еврейское кладбище в Петербурге появилось лишь в 1874 году. Но уже в 1802 году на лютеранском кладбище евреи купили участок для захоронений. Именно с этого события, отмеченного в пинкасе, начинается формальная история петербургской общины, связанная с именем Ноты Ноткина, известного купца из Шклова, поставщика русской армии.

Еврейский участок располагался на узкой полоске между речкой Волковкой и дорогой. Сейчас эта дорога, превратившаяся в Волковский проспект, расширена до самой речки. Старые еврейские могилы оказались под асфальтом. В 1859 году, после того, как вся купленная земля была заполнена могилами, пришлось приобрести новый участок на противоположном конце кладбища между двумя канавами и стеной, выходящей на Самойлову улицу. И сегодня здесь стоят заросшие травой полуразрушенные памятники с надписями по‑еврейски, по‑немецки и по‑русски. Старейшая из сохранившихся могил — могила доктора Генриха Курицкого — датируется 1867 годом.

Итак, только в 1874 году, в эпоху относительно либеральную, правлению петербургской общины удалось добиться участка под еврейское кладбище. В справочнике «Петербургский некрополь», изданном Великим князем Николаем Михайловичем в 1912 году, сообщается, что Преображенское кладбище с церковью Преображения Господня расположено «по Николаевской железной дороге на 10-й версте от Петербурга. Разделяется на православное, других христианских исповеданий, еврейское и караимское. Кроме того, существует отдельное кладбище для военных». Так что Петербургское еврейское кладбище получило название в честь чуда, произошедшего с Иисусом на горе Тавор. Христианская часть кладбища давно переименована в «Памяти жертв Девятого января», а название «Преображенское» теперь твердо ассоциируется у петербуржцев с еврейскими могилами. Сейчас на этом кладбище уже не хоронят. 

* * * 

Кладбищенская синагога была сооружена в начале XX века. Об этом напоминают выбитые на двух мраморных досках надписи: «Заложена сентября 15 дня 1908 года. Освящена сентября 23 дня 1912 года. Построена под председательством комитета по сооружению здания: барон Д. Г. Гинцбург, М. А. Гинсбург; под наблюдением строительной комиссии: председатель — инженер Г. А. Бернштейн, члены — М. А. Варшавский, А. А. Каплун, Н. А. Котлер; по проекту и указанию архитектора‑художника Я. Гевирца. Сооружено распоряжением хозяйственного правления С.‑Петербургской синагоги и на средства С.‑Петербургской Еврейской общины при щедром пожертвовании Моисея АкимовичаГинсбурга».

К открытию синагоги в типографии «И.Лурье и К°» была напечатана брошюра «Чин и обряд освящения дома отпевания на еврейском Преображенском кладбище в С.-Петербурге». На еврейском и русском языках она описывала торжественную процедуру освящения.

Впрочем, молельный дом на кладбище трудно назвать синагогой в общепринятом смысле. Здесь не учат Тору, не молятся в субботу и не веселятся в праздник Симхат Тора. Дом для отпевания умерших — более точный термин. Поэтому и архитектура здания строгая, а внутри нет украшений. Однако в буквальном смысле слова это именно синагога, то есть место для собраний, хотя и по печальному поводу. 

* * * 

Пройдем под аркой правого крыла синагоги. Через несколько метров мы приблизимся к памятнику в форме саркофага. Это могила одного из последних раввинов петербургской хоральной синагоги Д. Т. Каценеленбогена. Внимательно приглядевшись к памятнику, мы можем понять, как выглядит характерное еврейское надгробие. Наверху обычно высекали магендавид. В данном случае на его месте две буквы «п. н.» — аббревиатура традиционного словосочетания «по никбар» — здесь покоится. Так начинается любая надпись на еврейском памятнике. Далее, как правило, помещали имя покойного, отмечали его заслуги перед Б‑гом и людьми.

Фотографии или портрета нет и не может быть. Нельзя нарушать вторую заповедь — соревноваться с Б‑гом в творении. Появление фотографий на памятниках в сравнительно недавние времена — безусловный отход от традиции. В нижней части плиты видны пять букв. Это начальные буквы слов, составляющих отрывок из заупокойной молитвы. В вольном переводе она звучит гак: «Да будет душа его вместе с теми, кто удостоен вечной жизни!»

А где же даты жизни? Дело в том, что на еврейских памятниках не принято ставить дату рождения. Появление на свет — отнюдь не заслуга новорожденного. День рождения в религиозных семьях обычно не отмечали. Ведь неизвестно, как сложится жизнь младенца. Только когда человек проживет долгие годы и упокоится, можно будет сказать, стоит почтить его или предать забвению. Поэтому евреи отмечают именно день смерти близких: молятся, зажигают свечи. Что же касается даты смерти, то она обозначена буквами еврейского алфавита, которые, как и римские, имеют числовое значение. Еврейское летосчисление ведется от сотворения мира. Как же на небольшом камне обозначать тысячелетия? Оказывается, буквой с апострофом. Например, 5660 (1900) год будет по-еврейски выглядеть так: (5000 и 60+200+400). Но в XX веке в России на еврейских памятниках тысячелетие, как правило, уже не указывали. Раввин Каценеленбоген, например, умер в 1930 году. Поэтому на его памятнике выбито: 1+90+200+400, то есть 5691 год. Соответствие между еврейским и григорианским календарями устанавливается так: из еврейской даты вычитают 4000 и прибавляют 240.

Биография Д. Т. Каценеленбоген заслуживает специального исследования. Давид Тевель Герцелевич Каценеленбоген происходил из старинного раввинского рода, его родословная восходит к XVI веку. Одним из его предков был знаменитый мудрец Йехуда Лива бен Бецалель, по преданию создавший и ожививший глиняного истукана Голема. О знатном происхождении Каценеленбогена свидетельствует надпись на памятнике, буквально переводящаяся как «из семени Махарала из Праги». Там же сказано, что Давид Тевель был настоящим гаоном — великим ученым — и «солнцем в короне раввината».

Родился Каценеленбоген в 1850 году в большой семье даяна — религиозного судьи — маленького городка Таурогена рядом с границей между Литвой и Восточной Пруссией. Его семеро братьев также стали раввинами. Образование юноша получил строго ортодоксальное. Еще в молодости Давид Тевель отличался блестящей эрудицией. Талант и набожность юноши были замечены, и в 1876 году его назначили раввином в Вержблове, а затем в Сувалках. В 1908 году именно из Сувалок Каценеленбогена пригласила в Петербург столичная община.

Поселился Каценеленбоген с большой семьей в доме № 2 на переулке Макаренко, затем переехал в дом № 8. Известны еще два его адреса в Петербурге: Лермонтовский проспект, 8 и Театральная площадь, 2.

В столице провинциальному раввину пришлось привыкать к новому образу жизни. Русский язык он знал не слишком хорошо и всякий раз, отправляясь на прием к чиновникам, делал письменные заметки. Вставала перед рабби и личная проблема: чему учить собственных детей, к какой жизни их готовить?

Конечно, всех учили еврейским наукам и ивриту (на занятия было принято приглашать также детей из бедных семей). Шолом‑Алейхем, писавший на идише, не считался серьезным чтением. Одна из дочерей посещала курсы по Талмуду Давида Гинцбурга, и была там одной из немногих женщин.

Однако, несмотря на свой высокий статус в петербургской общине, Каценеленбоген ясно ощущал, что он со своим жизненным укладом и мировоззрением принадлежит прошлому веку. Поэтому он не настаивал, чтобы сыновья следовали его примеру, и никто из них раввином не стал. Они сдавали экстерном за курс гимназии и готовились учиться на адвокатов и банковских служащих. Дочери ходили в частные гимназии. Только однажды отец проявил твердость: когда один из сыновей захотел стать врачом. Раввин не мог позволить нарушить религиозный запрет вскрывать трупы.

С европеизированными евреями у раввина отношения не сложились. Местечковый еврей, соблюдающий кашрут и говорящий на идише, был ему куда ближе. У него еще находились общие темы для бесед с блестящим знатоком иврита и Талмуда доктором Л. Каценельсоном, но вот историк С. Цинберг, например, в квартире у Каценеленбогена никогда не бывал, хотя и жил через дом. Из периодической печати раввин выписывал лишь умеренную «Дер гайнт» и обозрение религиозной литературы, выходившее в знаменитом виленском издательстве вдовы и братьев Ромм.

Нелегко шли дела и в самой синагоге. Служба проводилась в трех помещениях. Главный зал открывали только в субботу и праздники. Среди ревностных прихожан он считался «гойским местом». Ортодоксы молились в малом зале в правом крыле. Туда вел отдельный вход. Хасиды занимали молельню во дворе. Их небольшую общину возглавлял Шмуэль Трайнин — богатый промышленник, — поэтому они пользовались финансовой и административной независимостью.

После смерти Давида Гинцбурга правление еще более склонилось в сторону реформ. Однажды кто-то из активистов, вернувшись из Берлина, сообщил, что видел там в синагоге орган. Однако раввин был непреклонен: пока он возглавляет петербургскую общину, органу в синагоге не бывать.

Тем не менее, условия жизни в Петербурге и нетипичный состав столичного еврейства требовали более современного руководителя. Им в 1912 году стал доктор философии М. Г. Айзенштадт, которого правление пригласило на должность общественного раввина, а Каценеленбоген остался духовным раввином. Айзенштадт проводил службу в главном зале, занимался с молодежью, участвовал в просветительной деятельности, был членом многих культурных обществ. Перед молящимися он выступал по‑русски. Каценеленбоген с тех пор большую часть времени посвящал вопросам ритуала, молился почти всегда в малом зале, а в большом присутствовал только в Песах и Сукот. Иногда он заглядывал к хасидам, где его шокировали простота поведения и панибратство прихожан.

В 1912 году во время строительства кладбищенской синагоги у раввина не раз гостил архитектор Я. Г. Гевирц. Они вместе обсуждали проект. Каценеленбоген помог подобрать изречения из псалмов для украшения фасада синагоги.

Февральская революция неожиданным образом отразилась на буднях синагоги. Многие евреи, перешедшие в христианство по конъюнктурным соображениям, с отменой антиеврейского законодательства захотели вернуться в иудаизм. Несмотря на общую индифферентность петербургских евреев к религии, таких было довольно много. Некоторые предварительно спрашивали у раввина, так ли уж прочна, по его мнению, новая власть и не отберут ли у евреев подаренные свободы. Среди совершивших тшуву — возвратившихся к вере — был историк С. Я. Лурье, автор книги «Антисемитизм в древнем мире», а также вторая жена А. Н. Толстого Софья Дымшиц.

После большевистского переворота Каценеленбоген решил остаться в Петрограде, хотя почти вся общинная верхушка уехала. В 1923 году эмигрировал в Париж и Айзенштадт. Синагога пришла в упадок: главное здание не отапливалось и открывалось только изредка, прихожан было немного, хотя число евреев в городе быстро росло. Каценеленбоген тяжело переживал духовную гибель русского еврейства, но покинуть общину, оставить ее без поддержки в трудные времена не мог. Некоторые его дети эмигрировали еще до революции. Младший сын Элиягу уехал в Берлин в 1922 году после того, как его исключили из Петроградского университета как сына раввина. Двое других его сыновей, Саул и Герц, были арестованы в 1937 году вместе с активистами общины и погибли в лагере. Дочь Берта осталась жить в Ленинграде.

Только во времена НЭПа религиозная жизнь в городе заметно оживилась. Каценеленбоген, хотя формально и числился «бывшим служителем культа», фактически исполнял свои обязанности до самой смерти в 1930 году. На памятник раввину пошел гранитный камень из ограды хоральной синагоги, в которой он отслужил более двадцати лет. Плита с новой надписью, в точности повторяющей старую, полуистершуюся, была установлена уже в 50‑е годы.

Теперь, имея некоторые сведения о еврейских памятниках, мы можем продолжить нашу прогулку. Впрочем, на Преображенском кладбище эти знания вряд ли пригодятся. На сохранившихся плитах чаще можно увидеть надписи по-русски.

* * * 

На Невской аллее, в четвертом ряду от кладбищенской стены, стоит незатейливый памятник из светло-серого гранита — продукт унификации похоронного дела последних десятилетий. Старое надгробие пришло в негодность и было заменено на средства ленинградской общины. Мраморная плита воспроизводит первоначальную надпись: «Профессор, доктор Абрам Яковлевич Гаркави. Скончался 15 марта 1919 г.»

Гаркави был заметной фигурой как в петербургской общине, так и в научном мире. В 1864–1908 годах Гаркави написал множество работ по истории евреев России, Литвы и Польши, а также об эпохе гаонов, о караимах и хазарах. Огромная работа была проделана Абрамом Яковлевичем по описанию еврейских и арабских рукописей из коллекции Фирковича, хранящейся в Публичной библиотеке. С помощью этого материала он написал и опубликовал множество научных статей. А. Я. Гаркави всегда мужественно отстаивал истину в науке.

Общественная деятельность Гаркави была тесно связана с Обществом по распространению просвещения между евреями в России (ОПЕ), где он с 1864 года состоял членом-сотрудником, а затем более двадцати лет избирался членом комитета. Какое-то время он был секретарем общества, рецензировал рукописи и давал заключение на их издание. При его участии вышел сборник «Мировоззрение талмудистов», благодаря его содействию И. Герштейн, И. Гордон и Л. Леванда осуществили научный перевод Пятикнижия на русский язык и издали его в 1875 году в Вильно.

Гаркави принадлежала идея учреждения касс вспомоществования еврейским учителям и учащимся еврейским девушкам. Он пытался расширить деятельность общества, призывал развивать художественные ремесла и земледелие. Именно Гаркави устроил библиотеку при ОПЕ и с 1878 года руководил комплектованием отдела иудаики. В 1880 году по его совету библиотека была переведена в особое помещение при синагоге, а в 1893 году — в принадлежащий общине дом № 42 на углу Офицерской и Большой Мастерской. В 1917 году ученый подарил библиотеке свою коллекцию книг, рукописей и большую часть архива.

До самой смерти Гаркави состоял старостой синагоги и членом правления еврейской общины столицы. Как ученый‑востоковед он был известен всему еврейскому миру. Однако национальная гордость Гаркави и его научная принципиальность были причиной плохих отношений с реакционными академическими кругами. Лишь в конце 1918 года, когда ученый уже лежал на смертном одре, ему прислали письмо из Петроградского университета с предложением занять любое вакантное место на кафедре восточных языков одного из трех российских вузов. Абрам Яковлевич понял неискренность официального предложения и печально предсказал, что еще очень долго ни один еврей‑востоковед не будет допущен к заведованию какой‑либо кафедрой на восточном факультете.

* * * 

На пересечении Главной и Невской аллей стоит небольшое островерхое сооружение в псевдоготическом стиле. Это наиболее заметный из всех сохранившихся семейных склепов. Но состояние его плачевно: надгробий внутри нет, буквы сбиты, так что определить, кто здесь похоронен, невозможно. Маген Давид, еще несколько лет назад венчавший склеп, исчез. Служители кладбища используют гробницу под склад инвентаря.

* * *

Если пройти от начала Главной аллеи немного вперед и вправо, то в пятом ряду мы увидим скромный белый мраморный памятник, в верхней части которого черными буквами выведена надпись: «Академик живописи Маймон Моисей Львович, 1860–1924».

Судя по его стилю и сохранности, он построен совсем недавно. Куда подевалась плита, установленная сразу после смерти Маймона, знает только Б‑г. В первой главе мы рассказывали о художнике, которому славу и звание академика принесла картина «Марраны».

* * *

Могилу Л. И. Каценельсона найти очень трудно. Она находится у правой стены синагоги, примерно посередине ряда. Ожидаешь увидеть старинный внушительный памятник, эпитафию на иврите — что-то соответствующее личности Л.И.Каценельсона и положению, которое он занимал в еврейском мире. Но перед нами стандартная бетонная плита, какую можно увидеть на любом современном кладбище. Маленькая мраморная табличка сообщает по-русски имя и даты жизни. Еврейскими буквами выбит псевдоним ученого — Буки бен Йогли. Старый памятник тоже был скромным, но потом совсем обветшал и развалился. Нынешний установлен на деньги, собранные стариками, помнившими, кем был этот человек.

Лев Израилевич Каценельсон родился в городе Чернигове в Украине в 1847 году. До десяти лет он посещал хедер, а затем учился на софера — переписчика священных текстов. Сидя за работой по двенадцать часов в день, мальчик мечтал стать великим талмудистом. В четырнадцать лет он тайком поехал в Бобруйск, поступать в йешиву. За три года в свободное от занятий время Каценельсон самостоятельно выучил немецкий и русский языки. После йешивы Лев Израилевич поступил в Житомирское раввинское училище, которое закончил в 1872 году, и снова пошел учиться, на этот раз в Медико‑хирургическую академию. Во время русско‑турецкой войны Каценельсон служил военным врачом, а после возвращения из армии сдал экзамен на доктора медицины и переехал в Петербург. Однако известность Каценельсон получил в связи со своей общественной и культурной деятельностью, которую он не прерывал до самой смерти, совмещая с врачебной практикой.

Каценельсон сделал попытку разобраться в самых темных местах Талмуда, посвященных вопросам медицины, и на основании современных научных представлений оценить знания вавилонских мудрецов в области анатомии и патологии. Блестящий знаток иврита, часть своих работ, в том числе и по медицине, он написал на этом языке. Его статьи, подписанные псевдонимом Буки бен Йогли, можно было встретить в периодических изданиях того времени: «Русском еврее», «Еврейском обозрении» и других. Он бесплатно лечил учеников еврейского ремесленного училища на Офицерской, 42. Лев Израилевич входил в центральный комитет Еврейского колонизационного общества, комитет ОПЕ, был вице‑председателем Общества любителей древнееврейского языка. Вместе с Д. Г. Гинцбургом и А. Я. Гаркави он редактировал знаменитую Еврейскую энциклопедию на русском языке. После смерти барона Д. Г. Гинцбурга, учредителя Курсов востоковедения, их возглавил Л. И. Каценельсон.

* * *

Если пройти немного дальше по Главной аллее, то слева в первом ряду мы увидим небольшой обелиск из черного мрамора с шаром наверху. Под фотографией типичного интеллигента дореволюционного периода надпись по‑немецки. Сзади выбито по-русски: «Профессор Лев Яковлевич Штернберг. 1861–1927».

Лев Яковлевич родился в Житомире. В детстве получил традиционное еврейское образование, но перешел из раввинского училища в гимназию, затем поступил на юридический факультет Одесского университета, откуда был отправлен в тюрьму за участие в деятельности партии «Народная воля». Такое превращение талмудиста в русского революционера тогда не было редким.

Штернберга сослали в 1889 году на остров Сахалин, что и решило его дальнейшую судьбу. Образованных, да и просто грамотных людей на Сахалине было тогда чрезвычайно мало. Поэтому по старой традиции Сибири и Дальнего Востока квалифицированная работа поручалась политическим ссыльным. Молодой человек начал изучать туземное население: гиляков, араков, тунгусов и айнов.

Почему-то именно среди этнографов, посвятивших себя изучению диких племен, было немало евреев. В России этот вопрос изучали Л. Штернберг, В. Богораз, В. Йохельсон, И. Винников; за границей — Ф. Боас. Первые статьи Штернберга, присланные из ссылки, с интересом были прочитаны в Петербурге, а когда его амнистировали, Академия наук выхлопотала ему право на временное проживание в столице для научных занятий и сдачи экзаменов на юридическом факультете университета. Впоследствии Штернберг стал известен в научном мире. Он активно участвовал в организации экспозиции Петербургского музея этнографии, изучал под руководством Ф.Боаса племена, населявшие северотихоокеанские острова.

После революции Л. Я. Штернберг, ставший профессором Ленинградского университета, разработал методики сбора этнографического материала. Новые веяния не оттолкнули ученого от родного народа. Он опубликовал немало статей о русском еврействе. Некоторые из них были помещены в журнале «Еврейская старина», который Штернберг начал редактировать с 1922 года, после отъезда С. М. Дубнова за границу. Тогда же Лев Яковлевич возродил и возглавил Еврейское историко‑этнографическое общество. Ведь он до революции помогал С. Ан‑скому в составлении программы изучения этнографии российских евреев.

Хоронили Льва Яковлевича при большом стечении народа. Его популярность среди студентов была огромной. 

* * *

Один из самых величественных памятников установлен напротив памятника Штернбергу, на могиле М. М. Антокольского — замечательного скульптора, имя которого вошло в историю как русской, так и еврейской культуры. Марк Матвеевич Антокольский родился в центре талмудической учености, в Вильно, в 1843 году. Ребенком, как и все, учился в хедере. Затем его отдали в учение к резчику по дереву. Талант художника так рано и так сильно проявился в мальчике, что очень скоро он понял — оставаться в рамках ортодоксальной традиции невозможно.

Юноша переехал в Петербург и в 1862 году стал одним из первых студентов‑евреев в Академии художеств. Здесь он быстро привлек внимание преподавателей и уже в 1864 и 1865 годах получил серебряные медали за работы на еврейскую тему. Знаменитый русский критик В. В. Стасов, всегда выступавший защитником евреев и покровителем молодых талантов, привлек к Антокольскому внимание широкой публики. Именно при содействии Стасова скульптор получил стипендию Его Величества и материальную помощь барона Г. Гинцбурга, в результате чего смог закончить свое образование в Берлинской академии и совершить путешествие за границу.

В 1875 году художник возвратился в Россию и выполнил ряд работ для императорской семьи, а также бюсты Тургенева, Толстого, Боткина. Международная слава пришла к Антокольскому на Парижской всемирной выставке 1878 года, где скульптор получил высшую награду и орден Почетного легиона. После гибели Александра II от рук народовольцев для евреев России настали трудные времена. Погромы, ограничительные законы, массовые выселения следовали одно за другим. Русская шовинистическая пресса не забыла и Антокольского. Как он, еврей, осмелился изображать русских и христианских героев?! Только В.Стасов выступил в защиту художника. Удрученный травлей, больной скульптор уехал в Париж, а с 1893 года поселился там постоянно. Последние его работы были отмечены высшими наградами на Всемирной выставке 1900 года и Командорским крестом Почетного легиона.

Антокольский умер в 1902 году в Германии. Его тело перевезли в Петербург и захоронили с большой торжественностью на Преображенском кладбище.

Памятник, который сейчас стоит на могиле, был выполнен в 1909 году, как тогда считали, в древнееврейском стиле. В центре –находится огромный магендавид, наверху — семисвечник. Ступени ведут к двум скрижалям, на которых высечены по‑русски названия главных работ скульптора. Над ними написано по‑еврейски полное имя художника. Внизу фамилия и даты жизни, написанные по‑русски. Существовал еще скульптурный портрет умирающего Антокольского, сделанный его учеником Ильей Яковлевичем Гинцбургом, которого Марк Матвеевич вывез из Вильно одиннадцатилетним ребенком и сделал скульптором с мировым именем. Эта работа исчезла во время блокады, и где она теперь — неизвестно.

* * *

Склеп Варшавских находится рядом с могилой Антокольского. О назначении постройки не так легко догадаться. А попробуйте разобрать надпись на фасаде! Буквы похожи на еврейские, но присмотревшись, видишь, что они русские, только стилизованы под еврейский шрифт и читать их следует слева направо. Получится: «Памяти Абрама Моисеевича Варшавского».

Родоначальник петербургской ветви Варшавских, Абрам Моисеевич, общественный деятель и филантроп, родился в начале двадцатых годов XIX века и умер в 1888 году. В Петербург он, как и другие богатые евреи, переселился в либеральные 60‑е. Варшавский известен своей благотворительностью: он входил в комитет ОПЕ, построил школу для крестьянских детей в своем имении в Полтавской губернии. Еврейская энциклопедия с нежностью пишет, что Абрам Моисеевич был «человеком чрезвычайно отзывчивого сердца». На похороны Варшавского прибыли из провинции многочисленные депутации в составе раввинов и видных общественных деятелей.

Сын банкира Марк Абрамович Варшавский был председателем хозяйственного правления петербургской общины. С его именем, как уже говорилось, связана постройка дома отпевания на Преображенском кладбище. Пользовался известностью еще один член этой семьи, племянник Абрама Моисеевича, популярный петербургский писатель Марк Самойлович Варшавский.

* * * 

За склепом Варшавского виден огромный склеп почетного гражданина и действительного статского советника Л. П. Фридлянда, о котором мы рассказывали в третьей главе. Дальше находится склеп придворного портного Каплуна, а сзади к нему был пристроен малозаметный памятник в форме скрижалей. Это первая могила на Преображенском кладбище. Здесь похоронены два молодых инженера: Берка Бурак и Мошка Фрисно. По-русски написано, что они были «лаборатористами Охтинского порохового завода» и погибли двадцати трех лет от роду при взрыве лаборатории 28 февраля 1875 года. То же самое повторено по-еврейски. Ничего больше про Берку и Мошку мы не знаем.

* * *

Могила фельдфебеля Ашанского — одна из самых старых. Недавно реставрированная надпись на сером, изъеденном камне сообщает нам, что «здесь покоится прах фельдфебеля Кавалергардского Ея Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полка Абеля Ароновича Ашанского. Вступил на службу 2 января 1846 г.»

Даты жизни разобрать нельзя, но мы знаем, что Ашанский (настоящее имя — Абель Аарон Ицкович) родился в 1825 и умер в 1899 году. Сзади памятника та же надпись по‑еврейски.

Начав службу в двадцать один год, Ашанский отказался креститься. Первые семнадцать лет он был печником в военно‑рабочей роте, затем его перевели в гвардейский кавалергардский полк. Подошел конец, но возвращаться было уже некуда, Ашанский остался в армии. Ему дали награды и высший солдатский чин — фельдфебеля (офицером некрещеный, как правило, стать не мог). В 1890 году ввиду преклонного возраста Ашанского назначили надзирателем за больными, в этой должности он и пребывал до конца жизни. Пятидесятилетний юбилей службы ветерана отметили в 1896 году всем полком, причем в приказе особенно отмечалась преданность Ашанского своим товарищам.

Фельдфебель пользовался большим авторитетом в еврейской общине. Гроб с его телом по уставу несли все бывшие командиры полка, при которых Ашанский служил. Некоторые из них к тому времени занимали высокие посты в армии. Погребение старого николаевского солдата состоялось на Преображенском кладбище при большом стечении народа.

* * *

Справа от синагоги сохранились несколько внушительных склепов. На большинстве из них можно прочесть, каким семьям они принадлежали. Но почему не видно склепа знаменитых банкиров и железнодорожных подрядчиков Поляковых? Где похоронен ну хотя бы самый знатный из них – тайный советник Самуил Соломонович Поляков, владелец дворца на берегу Невы? Обратите внимание на развалины в тридцатом от синагоги ряду, возле Лужской аллеи, которые сейчас превратились в груду мусора. Это все, что осталось от семейного склепа Поляковых. Бронзовая скульптура Самуила Соломоновича работы Антокольского в Русском музее стоит, а могила не сохранилась. Говорят, сразу после второй мировой войны в подземной камере склепа (она по крепости напоминает дот) еще лежали старые могильные плиты. Потом они куда-то исчезли.

* * * 

Позади синагоги проходит Гаревая аллея. За ней, во втором ряду, можно увидеть старую большую гранитную плиту, наклонно лежащую на постаменте и украшенную каменными гирляндами. Вокруг мощная, уже частично поломанная проржавевшая чугунная ограда из венков и перекрещенных факелов. Надписи никакой нет. Если это могила, то почему безымянная? По преданию, это не захоронение, плита была установлена в 1909 году петербургской общиной в память об одном из ее крупнейших лидеров Г. Е. Гинцбурге. Роль барона в жизни российского еврейства, безусловно, была велика, об этом уже не раз говорилось. Однако он, но разным причинам, завещал похоронить себя в Париже. Провожать гроб с его телом вышел практически весь Петербург. Подумайте только: гроб Антокольского привезли из Парижа в Петербург, гроб Гинцбурга — из Петербурга в Париж. Не являются ли эти траурные путешествия символом бесцельных скитаний еврейского народа?

Как бы то ни было, правление решило запечатлеть память о бароне в Петербурге. Но обелиск, по еврейской традиции, может стоять только на могиле. Тогда воздвигли надгробье без надписи. Замечательного человека будут помнить и так.

По другой версии — это памятник не Горацию Гинцбургу, а его сыну Давиду, преемнику на общественных постах. И похоронен Давид был именно здесь. По преданию перед смертью он сказал: «Пусть меня помнят по моим делам».

* * *

Если пройти от плиты Гинцбурга по Гаревой аллее налево, а затем повернуть направо на аллею Слуцкой, то во втором ряду справа мы увидим серый гранитный обелиск без фотографии и без звезды. На нем выбито: «Вера Климентьевна Слуцкая, 1874–1917. Член КПСС с 1912 г., профессиональная революционерка, активная участница Великой Октябрьской социалистической революции».

В Большой Советской Энциклопедии можно прочесть, что Вера Климентьевна родилась в Минске и погибла 30 ноября 1917 года близ Царского Села при транспортировке медикаментов красногвардейским отрядам во время подавления контрреволюционного мятежа Керенского‑Краснова.

Зубной врач по профессии, Слуцкая стала профессиональной революционеркой. После революции ее именем назвали кондитерскую фабрику в Петрограде, а когда города России стали переименовывать в честь видных большевиков, нашелся городок и для Слуцкой: в ее честь переименовали Павловск. Несколько лет на карте России было два Слуцка: один — старый литовско‑белорусский город, от названия которого произошла фамилия Веры Клементьевны, а второй — городок около Царского Села, где она погибла.

* * *

Вблизи аллеи Слуцкой, на параллельной ей Зеленой аллее, можно заметить черную вертикально стоящую плиту. На ней нанесена лаконичная надпись: «Михаил Игнатьевич Кулишер, скончался 29 ноября 1919 г.»

Никаких пояснений больше нет. Да они и не были нужны. Кто тогда в Петрограде не знал Кулишера? Происходил он из интеллигентной семьи, давшей многих незаурядных людей. Сам Михаил Игнатьевич, разносторонне образованный человек, был известен как историк, социолог, юрист, этнограф, журналист, еврейский общественный деятель.

В комитете ОПЕ Кулишер занимал позицию умеренного ассимилятора, дружил с И. Г. Оршанским. Всю жизнь являлся автором в русско‑еврейских изданиях, таких как одесский «День», петербургский «Рассвет», киевскую «Зарю». Значителен вклад Михаила Игнатьевича в дело развития еврейского светского образования: начального, среднего и высшего. Он занимался подготовкой учебников, составлением программ обучения, организацией школ. Идеалом Кулишера была такая школа, которая, насаждая и культивируя еврейские знания, стояла бы па высоте европейской науки.

* * *

Пройдем немного от могилы Веры Слуцкой в сторону Главной аллеи. Мы увидим строгий, простой, но величественный памятник, резко отличающийся от окружающих надгробий. Выполнен он в виде двух высоких металлических стел, к которым по диагонали приварена решетка, быть может, символизирующая колючую проволоку. К решетке прикреплена большая шестиконечная звезда, немного ниже располагается мраморная табличка. На табличке, под вторым, меньшим магендавидом, выбито:

«Вечная намять.Роза Лурье‑ГебМакс Гельб ОсвенцимИосиф Лурье СталинградМоисей Данишевский под Ленинградом Красный БорЯша Авиосор Петсамо»

Больше нет ничего: ни дат жизни, ни эпитафии. Одно ясно — это свидетельство войны, катастрофы, унесшей жизнь шести миллионов. О нем забывать нельзя никак.

В правом дальнем углу кладбища есть две братские могилы времен войны. Одна – морякам-балтийцам, другая – ленинградцам, погибшим в блокаду. Так как могилы находятся на Преображенском кладбище, можно думать, что там похоронены евреи. Так что, если вы хотите почтить память павших, то подойдите к памятнику на братских могилах или сюда, к этим стелам. 

* * *

Позади синагоги, с правой стороны стоит серый гранитный обелиск. Русская надпись гласит: «Раввин Лубанов Абрам Рувимович, 1888–20/VIII 1973».

Лубанов происходил из любавичских хасидов. Получив хорошее традиционное образование в хасидской йешиве, Абрам Рувимович стал раввином именно в то временя, когда менее популярное занятие для еврея трудно было представить. В 30‑х годах он попал в тюрьму и был освобожден только в 1943 году в разгар войны. С этого времени и до самой смерти он возглавлял ленинградскую синагогу.

Не нужно напоминать, что евреи тогда боялись всего. Гибель Михоэлса, убийство еврейских писателей, «дело врачей» — всех бед и не перечислишь. Даже мацу можно было купить не всякий год. Раввин Лубанов на своем посту должен был обладать не только талмудической ученостью, но и силой духа, огромным авторитетом и личным мужеством. Судя по рассказам тех, кто его знал, эти качества у Абрама Рувимовича были. Высокий, седой, с волевым мраморным лицом и каким‑то особенным, проникновенным взглядом, он умел так расположить простых людей, что те проникались доверием и делились с раввином своими бедами, просили совета. Его имя и сейчас овеяно легендами в среде верующих.

В сложных жизненных ситуациях люди ходили к Лубанову на суд Торы, хотя официально он никаких прав судьи не имел. Его приговор ни для кого не был обязателен, а прознай об этом власти, не поздоровилось бы и раввину и прихожанам. Однако Лубанов судил, и его слово было законом для верующих.

Только после вмешательства американских евреев, община сумела похоронить Лубанова на еврейском кладбище, где уже давно никого не хоронили.

* * *

Позади склепа Варшавских стоит высокий памятник, сделанный из розового мрамора, на котором высечены имена знаменитых петербургских врачей — отца, сына и внука: «Доктор медицины Исаак Александрович Дембо. Родился в 1846 г., скончался в 1906 г. Доктор медицинских наук, профессор Григорий Исаакович Дембо. Родился 8/IV 1872, скончался 8/XI 1939. Иосиф Григорьевич Дембо, 1912– 1978»

Самый известный в династии Дембо — Исаак Александрович. Он родился в Ковно в ортодоксальной семье, получил религиозное образование, но затем стал изучать светские науки и в 1870 году закончил Медико‑хирургическую академию. В русско‑турецкую войну Дембо записался добровольцем в действующую армию. С 1881 по 1883 год практиковал в клиниках Парижа, Вены, Берлина.

Сын Исаака Александровича, Григорий Исаакович, тоже принимал участие в жизни еврейской общины. Он был врачом еврейской богадельни имени М. А. Гинсбурга и еврейского сиротского дома. Любопытно вспомнить, что Иосиф Григорьевич Дембо был зятем М. Вовси, пострадавшего во время печально знаменитого дела врачей.

* * *

Мы закончили нашу прогулку по еврейскому Преображенскому кладбищу. К сожалению, у нас не осталось времени остановились у могилы знаменитого хирурга, профессора Михаила Исааковича Куслика, завуча и преподавателя идиша в последней еврейской школе на Васильевском острове Льва Марковича Йохельчука, историка русского еврейства Юлия Исидоровича Гессена, первой учительницы иврита в послевоенном Ленинграде Лии Лурье, выдающегося исполнителя еврейских песен Эппельбаума и многих других знаменитых некогда ученых, адвокатов, врачей, инженеров, писателей.

Кроме того, немало могил, к сожалению, разрушено, а некоторые видные деятели петербургской общины похоронены далеко от города, которому они отдали долгие годы жизни. Уничтожена могила Ноты Хаймовича Ноткина на Волковском кладбище. Нет в Ленинграде могилы поэта Семена Фруга. Он умер в 1916 году в Одессе и там же был похоронен. Во время войны оккупанты увезли его памятник в Румынию. Сейчас он находится на кладбище в Тель‑Авиве.

Барон Гораций Гинцбург не пожелал лежать в земле, пропитавшейся еврейской кровью, и его тело перевезли с родины Бейлиса на родину Дрейфуса. Александр Исаевич Браудо, бывший вице‑директор Публичной библиотеки, энциклопедически образованный человек, отважный борец за еврейское равноправие, скоропостижно скончался во время командировки в Лондон. Говорят, гроб с телом А. И. Браудо перевезли в Ленинград, но найти его могилу пока не удалось.

Нет в Ленинграде могилы Семена Марковича Дубнова — крупнейшего еврейского историка. Нет могилы Сруля Лейзеровича Цинберга — начальника главной химической лаборатории Путиловского завода, историка и активного деятеля еврейского просвещения. Уже в преклонном возрасте он был арестован и погиб во время этапа на Колыму. А замечательный еврейский художник Анатолий Каплан, умерший в 1976 году, похоронен на общем кладбище «Памяти жертв Девятого января» у полуразвалившейся церкви.

Хочется закончить наш рассказ о Преображенском кладбище стихотворением Иосифа Бродского, написанным тогда, когда Преображенское кладбище находилось на самой окраине Ленинграда, и даже доехать до него было непросто. 

Еврейское кладбище около Ленинграда.Кривой забор из гнилой фанеры.За кривым забором лежат рядомюристы, торговцы, музыканты, революционеры. 

Для себя пели.Для себя копили.Для других умирали.Но сначала платили налоги,уважали пристава,и в этом мире, безвыходно материальном,толковали Талмуд,оставаясь идеалистами. 

Может, видели больше.А, возможно, верили слепо.Но учили детей, чтобы были терпимыи стали упорны.И не сеяли хлеба.Никогда не сеяли хлеба.Просто сами ложилисьв холодную землю, как зерна.И навек засыпали.А потом — их землей засыпали,зажигали свечи,и в день Поминовенияголодные старики высокими голосами,задыхаясь от голода, кричали об успокоении.И они обретали его.В виде распада материи. 

Ничего не помня.Ничего не забывая.За кривым забором из гнилой фанеры,в четырех километрах от кольца трамвая. 

Конечно, в новые времена петербургских евреев, как и везде, стали хоронить на нееврейских кладбищах. Например, известные революционеры, такие как Н. Урицкий, В. Володарский, С. Нахимсон покоятся на Марсовом ноле. Скульптор И. Гинцбург и летчик, Герой Советского Союза М. Плоткин лежат на территории Александро‑Невской лавры. Могила депутата Первой государственной думы М. Я. Герценштейна, убитого черносотенцами, находится на берегу Финского залива в Зеленогорске. Евреи, погибшие на Ленинградском фронте и во время блокады, похоронены на Пискаревском мемориальном кладбище. А сколько безымянных братских могил жертв погромов, нацистских преступлений разбросано по окрестностям Ленинграда!

В пригородах бывшей столицы Российской империи встречаются сохранившиеся еврейские кладбища и участки, где хоронили евреев. Расскажем о главных из них.

Кладбище в Пушкине

В Пушкине находился императорский дворец, а значит, стояли войска. Поэтому с 1827 года, когда была введена воинская повинность для евреев, в казармах Царского Села жили евреи — николаевские солдаты. После окончания службы многие из них оставались в Пушкине, так как вблизи двора легче можно было найти сбыт изделиям ремесла. В Царском Селе действовала синагога, и на Казанском кладбище был выделен еврейский участок. Некоторые могилы на нем сохранились и сейчас.

Самое старое надгробие помечено 1865 годом. Более ранних еврейских захоронений в Санкт-Петербурге и окрестностях найти пока не удалось, На другом уцелевшем старинном памятнике можно прочитать: «Фельдфебель лейб‑гвардии 4 стрелкового Императорской фамилии батальона, кавалер Святого Георгия Шимон Черкасский (родился 10 февраля 1840 г., умер 13 января 1896).»

В Пушкине умер еврейско-русский писатель Давид Яковлевич Айэман. Похоронен на Казанском кладбище и Абрам Ильич Якобсон — директор детского дома № 2 (позднее № 49). Он работал в Пушкине с 1930 по 1967 год. На памятнике трогательная эпитафия: «Ты отцовской любовью и лаской наше детство и юность согрел».

В 1941 году нацисты вошли в Пушкин и устроили массовый расстрел евреев. Где это происходило пока не установлено.

Кладбище в Сестрорецке

Позднее чем в Царском Селе сложилась еврейская община Сестрорецка, который уже в начале XIX века был популярным курортом. Несмотря на то, что Финляндия входила в состав Российской империи, евреям, даже жителям Петербурга, требовалось особое разрешение на право выезжать дальше Сестрорецка. Поэтому многие обосновались в этом пограничном городе.

В дореволюционных планах Сестрорецка отмечены синагога и еврейское кладбище. Синагога была деревянной и давно сгорела, а от кладбища еще что‑то осталось. Оно расположено слева от шоссе, ведущего из Сестрорецка в Белоостров, сразу за мостом над железнодорожной линией. Кладбище можно найти по мемориалу советским солдатам, погибшим во время Великой Отечественной войны. Стена отгораживает мемориал от еврейских могил, которые находятся в плачевном состоянии. Большинство памятников разрушено. Самое раннее из обнаруженных захоронений относится к 1898 году.

Обращает на себя внимание могила рабби Боруха бар Йехуды Гутермана, умершего в 1909 году. Известно, что Гутерман жертвовал на строительство Сестрорецкой синагоги и, вероятно, был главой местной общины. На почетном месте, на возвышении похоронены члены семьи Клячко: Эйдель Лейбовна, Моисей Вульфович, доктора Лев Моисеевич Клячко и Исаак Константинович Рогов. Возможно, из этой семьи вышел журналист либеральной русской и еврейской прессы Лев Клячко.

Кладбище в Комарове

Кладбище в поселке Комарово, расположенном недалеко от Зеленогорска, существовало давно. Однако его значение как исторического места стало быстро расти после того, как там в 1966 году была похоронена знаменитая русская поэтесса Анна Андреевна Ахматова. С тех пор в Комарове стали хоронить многих выдающихся деятелей советской культуры и науки, у которых, как и у Ахматовой, были здесь дачи. Среди них немало и евреев: крупнейший хирург‑онколог, член‑корреспондент АМН СССР, профессор Семен Абрамович Холдин; профессор ЛГУ, историк Семен Бенцианович Окунь; писатель Лев Максимович Канторович; поэт и талантливый переводчик средневековой китайской поэзии Александр Ильич Гитович; театральный художник Семен Мандель; выдающийся специалист в области теоретической механики, член-корреспондент АН СССР Анатолий Исаакович Лурье; замечательный художник Натан Альтман; литератор, автор книги «Правда об евреях» Ефим Семенович Добин.

Другие еврейские некрополи

После того, как в 1960 году Преображенское кладбище закрыли, еврейский участок был выделен на кладбище «Памяти жертв Девятого января». Но и он скоро переполнился. Предполагалось, что евреям дадут землю на новом Северном кладбище. В 1961–1962 годах по заказу ленинградской общины был выполнен проект молельни на кладбище, но вскоре этот проект был закрыт. Вместо этого евреям выделили участок на Южном кладбище вблизи Пулкова. По‑видимому, сейчас только там можно хоронить по еврейскому закону.

Существовали также еврейские участки на кладбищах в Луге, Павловске и Петрокрепости, но они пока не обследованы.

По материалам сайта school.ort.spb.ru